ани всосал в себя телесные жидкости. Так что косметичка мирно лежала между подушками, засунутая туда слишком неудачно, чтобы быть обнаруженной.

Или же слишком удачно.

Вернувшись тихонько из моей спальни, Василиса решила прихорошиться? Ну, допустим. А зачем запихивать косметичку поглубже?

Я держал в руках сумочку, мял её руками и думал: «Пусть там окажется помада. Помада, тушь, пудра… что там ещё женщины таскают? Крем для век, крем для щёк, крем для лба и этой… зоны декольте… И какой-нибудь талисман, и два-три презерватива…»

Может вернуть Василисе не открывая? Хороший повод заглянуть к Павловым…

Обругав себя за нерешительность, я открыл застёжку.

Да, там была зелёная тушь. И золотистый патрон нежно-розовой помады. И тюбик какого-то крема. И даже простенькая подвеска на серебряной цепочке, наверняка детский ещё талисман.

А ещё в косметичке лежал сложенный квадратиком лист бумаги и маленькая авторучка.

Уже понимая, что увижу, я сел на диване и достал листок. Он был влажный. Я аккуратно развернул его и увидел аккуратный почерк девочки-отличницы с хорошим классическим образованием. Крошечные ровные буковки. Знакомый мне по дневнику почерк Василисы.

— Свет на бумагу, — скомандовал я и в потолке включились светильники, узким лучом высветившие развёрнутый лист.

«Никита, если вы это читаете, то я мертва».

Я посмотрел на экран, где беззвучно шла вторая серия. Полицейский сыщик с грустным лицом сидел на корточках, глядя на распростёртую в крови девушку. Лица не было видно, но ясное дело, это та, с кем он переспал в первой серии.

— Я просто хочу прожить оставшиеся мне тридцать лет, — сказал я в пространство. Глубоко вдохнул, выдохнул. И начал читать дальше.

«Извините, что на вы. Это так глупо. Вы очень хороший, хоть и древний как мамонт».

— Ну спасибо, детка, — сказал я, будто разговаривая с запиской.

«Думаю, что на нашу семью напали вовсе не из-за папиной работы. И это не выходка маминого любовника, хотя папа наверняка так думает. Всё дело во мне, Никита. И ещё в моей бабушке. Вы не знаете, но она была в тестовой группе, хотела остаться в ущелье».

— Знаю, — возразил я.

«Ей не позволили, конечно, но она сбежала, вернулась и увидела Обращение. Бабуля говорила со Слаживающим…»

Да уж, упорства и храбрости Елене Денисовой было не занимать. Сбежала, значит. И поговорила. Когда, я же её не видел! Хотя… Слаживающая… точнее в её случае — Слаживающий, мог поговорить с ней так, что мы ничего и в двух шагах бы не увидели.

«Слаживающего тронула её отвага. Он не позволил ей пройти Обращение и объяснил, почему выбрал для него лишь стариков. Сказал, что они сделали с вами то же, что сделают с нашим миром. Бабушка говорила, что он был очень добрым и человечным. Как вы, Никита».

Я рассмеялся.

Это я-то добрый и человечный? Желчный древний мизантроп? Как же всё запутано в голове у юных девушек…

«Она видела битву. И потом часто о ней вспоминала. Собирала всякую информацию, хотела написать про это книжку. Бабушке было интересно, почему из семнадцати Обращённых трое умерло в процессе Обращения, она не верила, что это случайно. Тао-Джон, он раньше был её персональным телохранителем, нашёл для неё какого-то специалиста, вроде сыщика, кажется его зовут Донсо и он хро».

Я почувствовал, как у меня похолодело в груди.

Тонсо, что же ты наделал…

Почему ты смолчал? Почему не сказал мне? Хранил конфиденциальность клиента? Но ты же сам заметил, что от этой истории воняет!

«Хро очень долго искал, информации по тем людям было мало. Но он как-то договорился с двумя рили, они учёные и исследуют Обращение все эти годы — Макоррсанноакс и Дассатрамарр. Кажется, муж и жена. Не знаю, почему они поделились информацией, рили ведь упрямые, а тема Обращения „не очень рекомендуется к изучению“, как сказала бабуля. Наверное, она очень много заплатила. Рили назвали все три имени и нашли биографии этих людей. Кстати, никакого Джона Доу среди них не было. Тао-Джон сильно расстроился…»

— Дело не в деньгах, — пробормотал я. — Тонсо не отказал Тао-Джону, а Макс и Дасс Тонсо, потому что мы были вместе в ущелье.

Мы стояли крошечным отрядом — престарелые бойцы и принадлежащие к другим культурам наблюдатели. А на нас катилась волна безжалостных разумных существ, привыкших пожирать своих врагов. Мы сражались насмерть плечо к плечу. Мы уничтожили и вывели из Слаживания целую культуру, оставив её лишь строчками в энциклопедиях.

Такое не забывается.

«Бабушка сказала мне, что ничего общего в биографиях тех людей не было. И ничего отличного от прошедших Обращение. Кроме одного…»

Я закрыл глаза.

Может быть, не читать? Меньше знаешь — крепче спишь.

Я снова посмотрел на листок.

«У всех троих на Земле были потомки. Дети, внуки, правнуки. А у прошедших Обращение дети либо погибли, либо их вовсе не было, либо дети были не от них. Бабушка сказала, что в этом есть какая-то ирония — за человечество сражались те, кто дрался не за свой род».

Ну да, у меня детей не было. По той же причине, по которой я не хотел иметь свой дом — я не хотел иметь и постоянную семью.

Вероника точно никогда не рожала и не собиралась. Микаэль был геем. У Алекса была дочь, но погибла, он рассказывал. У Тяня какая-то жуткая история с семьей случилась в «серые тридцатые годы», как и у многих — не то трёхчасовая пневмония, не то токсический дерматоз… Хреновые годы были, чего уж скрывать. Дзардаг говорил про большую семью, но всё ли, что мы говорили друг другу, было правдой?

«Я почти забыла про это, а потом вдруг подумала: а что, если Обращение использует ту же технологию, которой Слаживающие даруют покой планетам? Тогда ведь становится понятным. Я позвонила бабушке и начала рассказывать, а она вдруг накричала на меня, обозвала дурой и прервала разговор. Кажется, она испугалась. Может быть, мне не стоило про это говорить?»

— А мне — читать сейчас… — прошептал я.

«Ведь смотрите что получается, Никита! Все вы на самом деле…»

— Нет, нет, нет! — сказал я, но глаза словно против воли скользили по строчкам. — Зачем, зачем ты стала это копать! Ну зачем!

«Я вам никогда не стану это рассказывать, Никита, даже если мы продолжим встречаться. Я была бы не против, честно. Но если меня убьют, то вы должны знать. Не знаю, зачем я это пишу, наверное, просто