Мужчина сцепил зубы, не позволяя себе закричать. Из глаз и ушей текла ярко-алая кровь. Волосы сгорели, выставляя на показ череп.

Лилиит отвернулась. Не хотела на это смотреть. Он был ей противен. Отражательница не увидела, как погиб бог.

Эннэ беззвучно подошло к ней:

– Благодарю, человек, за помощь этому миру. Ты продержалась и потому заслуживаешь награду. Проси у меня того, что желает твоя душа. Я, как единственный демиург этого мира, даю обещание, что выполню.

Отражательница подняла взгляд на создание, стоящее перед ней.

– Воскреси Леофа.

Печально вздохнув, Эннэ покачало головой, опустив взгляд красных глаз:

– Что сделано, того не воротить. Этого я сделать никак не могу.

Лилиит закусила губу:

– Но мы ведь за него отомстили? За семью Дехасти и за Гудрас?

– Да. Зачинщик погиб и больше не возвратится. Ты отомстила, человек, за всё, что тебе было дорого в мире Младшего светила.

– Тогда, создай благополучные условия для жизни охотников. Подними их обратно в глазах мира. Это будет моим желанием.

Долго молчал демиург. В пещере капала вода и теперь было отчётливо слышно, как ритмично вибрирует кристалл, будто огромное сердце.

– Я пообещало, – будто говоря само с собой, произнесло Эннэ. – Хорошо. Я переделаю мир под охотников, человек. Но это продлится не более сотни ваших лет. Именно столько времени вам будет отведено на то, чтобы закрепиться и вернуть свою касту. Если не успеете, то это уже ваша ошибка, а не моя.

– Хорошо, – кивнула головой девушка, чувствуя, как та самая голова начинает кружиться.

– Тогда я возвращаю тебя.

– Погоди, – Сэлис подошла к ним, остановилась напротив Лилиит. – Как я уже говорила, мы больше не встретимся. Не может бог с человеком общаться как старые знакомые. Но я благодарна тебе за то, что ты не шла по написанному для тебя пути. Многого удалось избежать.

Охотница была с ней не согласна. В памяти всплыли лица погибших.

– Всегда будут жертвы, – грустно улыбнулась Судьба, глядя на то место, где брат закрыл её от гнева демиурга. – Я не вмешаюсь больше в твою жизнь, Лилиит, – Сэлис сделала ударение на имя. – Теперь твоя жизнь принадлежит только тебе.

Отражательница не ответила, лишь кивнула головой в знак благодарности.

Щикааль, в отличие от другой богини, не была так сдержана в своих эмоциях. Она подошла к охотнице вплотную и обняла.

– Молодец, дочка, – прошептала она на ухо Лилиит. – И спасибо.

Уже разорвав объятия, темноокая продолжила говорить.

– А я с тобой не прощаюсь. К своему покровителю ты сможешь обратиться в любое время, я услышу и помогу. Пусть это будет моей благодарностью за всё, что ты сделала.

Собравшимся в пещере у Источника показалось, что Эннэ впервые улыбнулось. Но, скорее всего, это было лишь колебание нестабильной формы демиурга.

Лилиит медленно растаяла в воздухе.

А Сэлис задала вопрос, который мучил её с момента появления Авандана:

– Что теперь с Источником? У предателя могут быть сообщники или последователи. Нельзя оставляться всё как есть.

– Да, Судьба, – почти сразу отозвалось Эннэ. – Я перенесу Источник в другое место. Но это разрушать полностью не стану, уж очень оно красиво. Открою сюда доступ людям.

– К такой силе? – выдохнула Щикааль.

– После изъятия источника тут останутся сами крохи. Да и зная людей, они не сразу найдут и поймут, что это.

– Это всё равно подарок!

– Люди очень слабы, – хмыкнул демиург. – Нужна же им хоть какая-то защита от нас.

Биение огромного сердца начало затихать, а потом и вовсе прекратило. Зелёные всполохи больше не пробегали по белому кристаллу. А потом он вздрогнул и раскололся на множество маленьких частей, устилая блестящим ковром каменный пол.

Замок из серого камня возвышался над зелёной долиной, через которую голубой лентой струилась река.

Сарамма Нергонни стоял у широкого окна, любуясь пейзажем. Сейчас он мог немного отдохнуть после совещания с капитанами подразделений и полководцами. Они слушались его, преклоняли колени, и старались не зажимать носы.

Император Тэйгейта за такое казнил.

Он прекрасно понимал, как выглядит и пахнет после стольких лет проведённых в стеклянном саркофаге, но неуважение к своей персоне терпеть не собирался.

Сейчас огромный пыльный кабинет вновь перешёл в его собственность, так же, как и все земли от рифов Лифана до лесов Бадинала. Мужчина поправил меховой плащ и сделал глубокий вдох.

Он не чувствовал запаха. Он не ел и не пил. Не желал женщину.

Только одно требовалось императору – захватить больше земель.

Сарамма подошёл к большому квадратному столу. Развернул подробную карту материка и вновь погрузился в свои мысли.

«Надо увеличить территории, завербовать новых подданных, – думал он. – Я смогу создать новый мир без вражды и насилия. А после мы направимся к соседям. Сами боги показали мне этот путь и вернули к жизни. Они хотят этого так же, как и я.»

В двери постучали.

– Входи! – голос ломался, как у подростка, скрипел и шипел.

В кабинет вошла высокая худая женщина с накинутым пёстрым платком на голые плечи. Волосы, собранные в высокую причёску, покачивались при каждом шаге. Процокав каблучками по дощатому полу, она остановилась у стола и мило улыбнулась.

– Не желает ли дражайший предок перекусить и отдохнуть?

Сарамма скрипнул зубами в ответ на предложение посетительницы.

Абеаин вновь широко улыбнулась и опустилась в глубокое кресло, закинув ногу на ногу. Она была претенденткой на трон, далёкой родственницей Сарамма. А потом её родич ожил, огорчив этим весь род Нергонни.

Только она могла так свободно вести себя в присутствии императора.

– Ох, ну и смрад, – воскликнула Абеаин и зажала вздёрнутый носик цветастым платком. – Может, ванну?

Сарамма подошёл вплотную к креслу, склонился над родственницей и дыхнул ей в лицо:

– Я, пожалуй, откажусь, миледи. Благодарю за заботу.

Как он и ожидал, женщина закатила глаза и потеряла сознание.

Жестоко усмехнувшись, император вернулся ко столу, на котором лежала огромная карта. Макнув перо в чернильницу, украшенную золотым орнаментом, он что-то пометил жирной чёрной точкой, нарисовал линию и крест.

Армия будет собрана через несколько часов.

Впереди была длинная ночь, которую Сарамма ненавидел больше всего. Ночь ему казалась смертью. Чем-то таким, что он переживал, лёжа в стеклянном саркофаге. От неё нельзя сбежать, она всё равно тебя нагонит, где бы ты ни был.