– Преклонить колени, – вслух повторил падре.

Она даже не обернулась, занятая своими поисками.

– Преклонить колени, – сказал он немного громче.

Ветер бесследно унес его слова. Видно, надо кричать, чтобы она услышала.

– Преклонить колени!

Что это она ищет? Порывшись в карманах, падре протянул Анне немного сушеного инжира – вдруг она проголодалась? Никакого ответного движения. Он для нее невидим. Она не верит в его добрые намерения. Ну и не надо. Священник повернулся и спустился с холма. Склонился над рекой, чтобы напиться. В реке-то все и дело. В тот день на берегу Орсии, когда Папа Римский и его свита хохотали над неловким падре и никто не выказал ни малейшего сострадания, его душа опустошилась, светлые чувства покинули ее, испарились вместе с благовонным дымом кадильницы, который должен был изгнать демонов из города.

«Епископ Корсиньяно», – сказал ему Пий Второй. Какая жестокая насмешка, что за дьявольский соблазн! И в ту же ночь на его оливу опустилась женская ночная сорочка, и пастух обманул его, явившись девушкой, и мнимый ангел встал у дверей. Вот тебе и епископ Корсиньяно!

Падре взобрался обратно на холм, ведя за собой солдат, подошел к Анне. Она глядела мимо, словно он стал прозрачным, будто он воплощенное ничто. А это не так: он – воплощенное зло.

Виной тому – сам Папа Римский. Его обещание вселило нечистого в душу, сбросило в тот круг ада, где стенают предатели величества земного и небесного, лишенные в наказание за грехи телесной оболочки.

* * *

Продолжая искать растение, изображенное в книге, Анна наткнулась на белесый камешек. Подняла с земли, облизала. Солоноватый. Солдаты, усмехаясь, переглянулись. Попробовала надкусить.

– Питаться камнями – новый вид покаяния? – хмыкнул падре и опять протянул ей инжир.

Она вновь сделала вид, что не замечает протянутой руки. Солдаты засмеялись. Анна и на них не обратила внимания, просто продолжила поиски. И – вот оно, это растение! Все сошлось одно к одному. Анна молча обошла холм, собирая камни в полотняный мешочек. Потом вскочила в седло и объехала окрестности – от холма к холму, час за часом, не замечая усталости. Наконец она полностью уверилась, что на холмах Тольфы к югу от Амиаты залегает большая жила алунита.

У Папы Римского будет пурпур.

На обратном пути они миновали озеро Больсена, проехали каштановые леса Савоны, выехали на Виа-Франсиджена и, немного не доезжая долины Орсия, поднялись по южному склону Амиаты к монастырю аббатства Сан-Сальваторе, где решено было переночевать.

«Ваше Святейшество! – начала Анна письмо. – Спешу сообщить Вам, что если пурпур имеет решающее значение в победе над турками, то успех за Вами».

Она сидела за широким столом. Лиам стоял рядом, читал написанное и подавал советы. Два монаха ожидали, когда послание будет готово. Утром они собирались отвезти покаянное, как они считали, письмо в Ватикан.

«Мне удалось отыскать близ Тольфы семь холмов, столь богатых квасцовым камнем, что его хватило бы и на семь миров. Если Вы пожелаете разрабатывать найденные залежи, соблаговолите распорядиться о сооружении карьеров, подобных тем, которые имели римские язычники на острове Искья. В дальнейшем Ваше Святейшество сможет снабжать алунитом всю Европу, и султан лишится этой статьи своих доходов.

На холмах в достатке имеются лес и вода. Рядом расположен портовый город Чивитавеккья, что облегчит вывоз квасцового камня. Полученная прибыль, надеюсь, снабдит Ватикан деньгами в количестве, достаточном для подготовки к крестовому походу.

Хочется думать, что моя находка сможет послужить достойным поводом для снятия отлучения».

Анна трижды перечитала письмо при свете масляной лампы, запечатала конверт и протянула его сидящему напротив монаху-иезуиту.

– Я передам послание в канцелярию Его Святейшества, – кивнул тот.

Анна ответила, что письмо предназначено для передачи лично в руки Папе Римскому – и только ему.

– По принятым правилам покаянные письма должны проходить через канцелярию, – неуверенно промолвил иезуит.

– Сделай так, как просит она, – сказал Лиам и подал монаху полотняный мешочек с белыми камнями. – Камни тоже должны попасть к Его Святейшеству.

Лиам устал, ему хотелось отдохнуть у своих бывших братьев в монастыре аббатства, и он пожелал остаться здесь на всю зиму, чтобы молиться и держать пост. Анна же на рассвете следующего дня отправилась вместе со своими провожатыми в Рокка-ди-Тентенано – поблагодарить святую Екатерину за помощь.

* * *

Анна стояла у крепости Рокка-ди-Тентекано, подставив лицо теплому сирокко, разметавшему ей волосы. Ветер нес с собой красный песок пустыни, разносил его повсюду, даже воздух слегка окрасился розовым.

Льняная вуаль наполнилась ветром, была, казалось, готова улететь прочь, как когда-то ночная сорочка. Падре, стоящий рядом, видел мокрые от слез щеки. Анна молилась, безмолвно шевеля губами.

В прошлый раз рядом был Бернардо.

Священник смотрел на нее неотрывно, словно боялся выпустить из цепких глаз.

– Когда же вы соизволите преклонить колени? – настойчиво спросил он.

– Когда останусь одна.

– Вы строптивы. Это не доведет до добра. Анна промолчала.

– Покаянная молитва требует коленопреклонения! – повысил голос падре.

– Вы мне мешаете.

Солдаты на вершину горы подниматься не стали, а вот священник, как она ни протестовала, не отходил ни на шаг. Его воля. Анна продолжала молиться.

Вода в Орсии прибывала, угрожая прорвать плотину. Зима была снежной, весной талые воды устремились с Амиаты вниз, и для реки, принимающей потоки влаги, русло стало тесным. У моста поставили деревянные заграждения, солдаты и крестьяне суетились у плотины, укрепляя ее бревнами и бочками с торфом, но шумная вода поднималась неумолимо. Может статься, скоро большая волна накроет долину.

Вокруг открывался бескрайний простор, но Анна и здесь чувствовала себя запертой в комнате с закрытыми ставнями. Одиночество бесконечно. Нет Лукреции. Андрополуса нет. Старик Лиам, наверное, до конца жизни останется в монастыре. И Бернардо нет. Почему он не едет? Неужели только она мечтает о скором свидании?

Его дыхание у самого лица вспомнилось так ясно, что слова покаянной и благодарственной молитвы сменились мольбой о встрече. Губы по-прежнему шевелились безмолвно. Любовь – единственная надежда. Разве она не заслуживает надежды и любви?

Решено: как только Папа Римский отпустит ей грехи, она тотчас отправится во Флоренцию искать Бернардо и найдет его, даже если до этого придется перетаскать все глыбы в мраморных каменоломнях Каррары.

* * *

Падре, стоя на краю скалистого обрыва, не сводил с Анны глаз. Что ему до красот природы, до бескрайних просторов долины? Женская красота превыше всего этого. Анна – средоточие прекрасного, но она не желает открыться навстречу, замыкается в свою раковину. Почему? Может быть, виной тому его обтрепанная одежда? Или она подозревает священника в гадких намерениях? Нет же, нет, он полон добрых чувств, а если порой и думает о дурном, то тут дьявольские наущения, а не его собственные мысли. «Но Анна все равно боится», – мрачно подумал он.