– Ну, я думаю, лет сорок от силы, – дал оценку мужчина.

Евгения Семеновна довольно засмеялась и махнула холеной ручкой:

– Ой, прямо – сорок, да еще от силы, ну и скажете тоже! Мне уже пятьдесят два, – призналась она и кокетливо стрельнула искусно подкрашенными глазками.

– Не может быть, – не поверил Александр. Женщина в самом деле выглядела очень хорошо, и он не покривил душой, когда дал ей именно сорок лет.

– Может, может, могу даже паспорт показать, – заливисто засмеялась Евгения Семеновна и начала суетиться вокруг стола, расставляя чашки с блюдцами, вазочки с конфетами, с печеньем трех сортов и зефиром в шоколаде. Она проворно нарезала лимон тоненькими ломтиками и достала из холодильника бутылочку ликера «Бейлис».

– Сейчас мы с вами непременно должны выпить чаю. Кто захочет, можно с ликерчиком. Я очень уважаю этот ликер. А с чаем – это просто бальзам на душу.

– Может быть, не стоит так беспокоиться? – попробовала остановить женщину Нина, но не тут-то было.

– Никаких отговорок я слушать от вас не желаю, – замахала хозяйка руками. – В кои веки ко мне приехали в гости соотечественники, а я и чаем их не напою? Нет, так дело не пойдет, иначе вы меня обидите до глубины души, – надула Евгения Семеновна губки. – Так хочется поболтать, узнать, что там теперь происходит. Ведь я уже три года в Москве не была. Вы себе даже и представить не можете, как начинаешь чувствовать, что такое Родина, когда находишься вдали от нее. Только здесь я по-настоящему поняла значение слова «ностальгия». Правильно говорят: ценим то, что теряем, – и женщина смахнула со щеки слезинку. – Не обращайте на меня внимания, – тут же засмеялась она и высморкалась в платочек. – Завтра поеду, встречу вашего знакомого, пока вы будете заниматься своими делами, – перескочила она на другую тему, чтобы отвлечь притихших гостей от своих слез. – Виктор Петрович просил кое-что для него сделать. Да вы, наверное, в курсе?

– Да, мы в курсе, – улыбнулась Нина. – Спасибо вам большое, Евгения Семеновна.

– Евгения, просто Евгения, никакой Семеновны. Я терпеть не могу, когда меня по имени-отчеству зовут, сразу чувствую себя столетней старухой. Вроде я еще ничего, вон Александр сам об этом сказал, – улыбнулась мужчине Евгения и поправила рукой прическу. – Давайте, мои хорошие, присаживайтесь к столу, я сейчас клубничное варенье достану. У меня еще и вишневое есть, если хотите, и мед тоже.

– Я с удовольствием вишневого поем, – откликнулся Александр.

– А я, если позволите, клубничного, – улыбнулась Нина.

– Замечательно, прямо как в старые добрые времена! Посидим за самоваром, я его как раз три года назад из Москвы привезла, на Арбате купила. Пусть в моем французском жилище будут русские вещи, мне так здесь этого не хватает. Вон посмотрите, накупила всякой утвари с хохломской росписью. Сервиз у меня есть, «Гжель», на двенадцать персон, тоже из России. Когда ко мне мой ухажер приходит – все языком цокает, очень ему нравится, – изливала душу женщина.

– А сколько вы уже лет здесь живете? – поинтересовалась Нина.

– В этом году будет двенадцать. Это, конечно, срок немалый, но я все равно не могу привыкнуть, чтобы почувствовать себя настоящей парижанкой. Для этого здесь нужно родиться, а мы с мужем приехали, когда уже половина жизни была прожита. Сережа, конечно, чувствовал себя здесь счастливым. Ему предоставили в полное распоряжение целую лабораторию. Он ею руководил и еще в университете лекции читал, он в совершенстве владел французским языком. Человек, который помешан на своей работе, везде чувствует себя хорошо, если ему никто не мешает ее делать. За эти годы он успел сделать два открытия и был на седьмом небе от счастья и чувства удовлетворенности. Все твердил, что наконец-то он осуществил свою мечту, а это значит, что жизнь прожита все же не зря. Он хоть и ужасно рассеянным был, но мне очень его не хватает, – вздохнула Евгения и тут же улыбнулась: – Что это я? Все о себе да о себе. Рассказывайте, что там, в Москве, творится. Так хочется снова туда поехать!

– Москва с каждым днем становится все краше. Постоянно что-то строят, расширяют и украшают город, – ответил на вопрос Александр. – За три года, что вы там не были, многое изменилось. Так что приедете – не узнаете столицу нашу, матушку. Настоящая красавица, ничуть не хуже Парижа, – с гордостью констатировал он.

– Вот как год исполнится со дня смерти Сережи, сразу же подам документы на визу. Немного уж осталось, меньше месяца. Поеду, посмотрю, старых друзей навещу, подарки отвезу. Ой, люблю я подарки дарить, – засмеялась женщина, – больше, чем получать! Потом вернусь и, может быть, дам согласие на брак с Леоном, это моего вдовца так зовут. Год уже прошел, так что траурное время я добросовестно выдержала. Я думаю, Сереженька на меня не обидится, уж очень тоскливо мне здесь одной.

– Вы что же, будете оформлять свои отношения официально? – поинтересовалась Нина.

– А как же? У них здесь не принято жить гражданским браком, да еще в нашем возрасте. Считается неприличным. На молодежь, конечно, меньше внимания обращают, они партнеров меняют чуть ли не каждый месяц. Ну, а на таких, как мы, посмотрят с осуждением, если все не оформим, как положено. Мне уже Леон намекнул об этом.

– Странные здесь нравы, – усмехнулся Александр. – Какая разница, оформлены отношения или нет?

– Да, странные нравы. Только, может, это и хорошо? Брачный контракт оформляется заранее, так что каждый из будущих супругов может быть спокоен за свое имущество. Для меня это немного непривычно, а для них – в порядке вещей.

– Тогда – совет вам да любовь, – засмеялся Александр. – Спасибо огромное за чай с вареньем, Евгения. Было очень приятно с вами познакомиться и пообщаться, вы очень приветливая и добрая женщина. Можно я пойду отдыхать? Что-то устал я сегодня. У нас еще будет масса времени для разговоров, а завтра нам нужно рано вставать, чтобы вовремя быть на фирме.

– Да и мне тоже спать хочется. После перелета отдохнуть практически не удалось. Так, повалялась на кровати час и начала собираться в ресторан, – проговорила Нина. – Спасибо вам за чай.

Евгения Семеновна проводила гостей к их комнатам, показала, где лежит чистое постельное белье, и тоже отправилась спать, очень довольная тем, что в ее доме остановились соотечественники.

Никита очнулся от холода. Он покрылся гусиной кожей, а зубы выбивали частую дробь. Голова гудела, болел затылок. Он приоткрыл тяжелые веки, чтобы осмотреться и понять, где он и что с ним. Рядом с собой он почувствовал какое-то шевеление и замер как вкопанный.

«Змея, наверное!» – с ужасом подумал он. Он пролежал еще минут пять и наконец решился открыть глаза и повернуть голову в ту сторону, где что-то до этого шевелилось. Вокруг было темно, и разглядеть что-либо ему, естественно, не удалось.

«Где это я, интересно?» – подумал мужчина и попытался приподняться. Голова тут же закружилась, и он лег на прежнее место. Никита начал вспоминать, что с ним произошло, и с ужасом понял, что попал в какую-то совершенно дикую историю. Он в Париже, приехал туда вместе с девушкой Анной и юристом своей – теперь – фирмы оформлять договор о сотрудничестве и дальнейшем строительстве парфюмерной фабрики на территории России. Вечером того же дня, когда прилетели, они пошли в ресторан поужинать. Он выпил совсем немного, но его почему-то развезло, а дальше… он ничего не помнит. Очнулся на какой-то помойке совершенно голый в компании замурзанного бомжа-француза, и тот сначала заманил его в свою халупу, а потом огрел чем-то тяжелым по голове!