Обычно дискачи проводят в актовом зале с портретом Ленина, пронзительно глядящего перед собой[43], а выпускной бал – в спортзале, из-за чего под конец танцевальный марафон напоминает междисциплинарные состязания по выносливости типа многоборья.

От идеи заложить бутылки с горючим в туалетные бачки (в Васиной школе они громоздятся под потолком и доступны только рослым людям) отказались, как от не самой надежной. Во-первых, сложно пронести бутылки внутрь, во-вторых, физрук, трудовик и военрук Майсков традиционно обходят все сортиры перед началом торжества, причём, наученные многолетним опытом, ещё и дамские. Эту процедуру мужеская часть педколлектива не доверяет никому, так как бар в бытовке НВП постоянно нуждается в обновлении.

Водку закопали под яблоней в школьном саду. Ранним утром, когда коробка спит, Генка Живтяк вместе с Гришей Зайцевым специально высчитали третье дерево в третьем ряду, в лунке которого, у самых корней, пристроили «Пшеничную». Длинные ногти Живтяка были потом черны как от дёгтя. От «рюмки-другой» во время торжества пришлось отказаться из-за нечеловеческих условий и глупой подозрительности педагогов, ждущих подвохов, подлянок да подлостей под занавес учебного года, всех этих тройных кордонов, постоянного патрулирования территории и спонтанных проверок, ради которых педагоги объединяются в дружинные бригады (только красных повязок у локтя не хватает) с абсурдными букетиками тюльпанов в руках у училок.

Русская народная забава «обмани начальство» достигает к утру выпускного дня самого нешуточного накала.

Русоволосый, весь в конопушках, Гриша Зайцев так гордился закопанной водкой (и тем, что операция по ее сохранению прошла без накладок), что, подойдя к Васе, позволил себе шутку, граничащую с хамством. Невинно улыбаясь, он положил ему руку на плечо и задал вопрос, который обычно задают первоклашки:

– Знаешь, чем лев отличается от пидораса?

Выдержав приличную паузу, Гриша сам же за Васю и ответил:

– Тем, что на льва нельзя положить руку, а на пидораса можно.

Вася сдержался. Одноклассник не хотел зла, просто, под воздействием момента, потерял чувство меры. Если отвечать, то с «повышением», а это к добру не приведёт. К тому же Васю раздосадовало, что аттестат ему вручили самым последним в параллели. Против всякой логики очерёдности и алфавита, кто-то из распорядителей намеренно (в этом он не сомневался) засунул его корочки в самый низ пачки.

Кто это сделал, он примерно догадывался: банк на сцене держали Колобок и мадам Котангенс, они и решили подгадить нерадивому и строптивому выпускнику в последний раз.

Возможно, имели право: разухабистый подросток с учителями все эти годы не церемонился – к выпускному от былого пионерского задора и уважения к старшим мало что осталось, очень уж они, личным примером, старались привить Васе двоедушие да лицемерие.

Что-то у них получилось, и к последнему звонку Вася стал ещё более скрытным и изощренным «лишним человеком», в стиле какого-нибудь Печорина из школьного курса литературы.

Подкисший бальзам позднего застоя, чреватый массовыми психологическими загибами, ни для кого не проходил бесследно, что, конечно же, не оправдывает того, как, например, Вася поступил с Пушкарёвой. Однако нуждается ли молодой человек, только-только вступающий на «большую дорогу», вообще в оправданиях?

То, что любая школа – модель страны в миниатюре, Вася понял, ещё когда траурный караул возле брежневского алтаря нёс. Инсайд, накрывший тогда с головой, показал ему спортзал и похоронный митинг с той высоты, где канат с большим крюком крепится к потолку. Если давнишняя догадка верна, то нравы, повторявшиеся практически на всех выпускных балах, от Кохтла-Ярве до Кара-Балты и Чадыр-Лунги, разворачивались в обязательное противостояние власти и народа, в бескровную и со стороны практически незаметную борьбу свободолюбивых босяков против самодовольного начальства. Непонятно только, куда затем весь этот нонконформизм и желание жить не так, как родители, улетучиваются.

– Ты пойми, конфликт отцов и детей гораздо глубже, чем кажется. Дело даже не в диалектике и законе отрицания отрицания, но в том, что дети начинают развитие в той точке, в которой родители заканчивают своё развитие и всяческий рост, поэтому.

По случаю торжества, для неё печального (всё к смене поколений не привыкнет), Петровна надела поверх лохматого блейзера (такого даже в «Бурда-моден» не увидишь) массивные янтарные украшения. В её закутке (Петровна зажгла лишь половину ламп, из-за чего в библиотеке расползся уютный ресторанный полумрак, обостривший запахи колбасных закусок, расставленных на столах меж газетных подшивок) можно было причаститься контрабандного шампанского.

Вася глотнул и осознал, как горло пересохло – вряд ли от волнения, скорее от ломкости вечернего воздуха, ещё не насыщенного дождями – май выдался субфебрильный, лихорадочно румяный, но какой-то отмороженный. Особенно по ночам. Чердачинск всё ещё закипал зеленью, медленнее привычного покрывался пенкой цветущих деревьев, причём ранетки и жасмин в школьном дворе быстро облетели из-за температурных каскадов.

Зато сирень, точно впитав закатную росу и рассветные заморозки, налилась дополнительной восковой лощёностью. Лепестки гнут спинку барочными картушами, призывая найти пять лепестков нечаянного счастья, но сколько выпускники ни ковыряются в букетах (церемония выдачи дипломов на пять классов, переполненных бэби-бумом, выдалась затяжной, совсем как доклад генсека на очередном съезде КПСС), ни одного пятилистника им так и не обломилось.

Из-за неустойчивой погоды, или напасть какая той весной цветущие деревья обесплодила, но, странная закономерность хворью, поела все счастливые соцветия. Даже биологичка Лега (классуха Маруси и Пушкаренции) это отметила, добавив, правда, что структурный недостаток компенсировался необычайно стойким ароматом – и без того особенно зелёные районы Северка, обвяленные купами разросшихся деревьев, утопали в терпких запахах свежей, только что пробившейся травы, благоухающей, как на японских гравюрах.

Прислушавшись к ощущениям, Вася осознал, что шампанское было безалкогольным: Горбачёв вовсю боролся с всенародным алкоголизмом, и выпускной грозился пройти ако по суху, подобно образцовой комсомольской свадьбе. Петровна, увидев на Васином лице борьбу дегустационных эмоций, рассмеялась.

Васе казалось, что всё происходящее сторонится и будто бы обтекает его, а в центр внимания лезут второстепенные детали – резкий запах сирени и бутербродов у Петровны, суета и обостренное переживание чужого пота в плохо освещённых коридорах, музыка, доносящаяся из спортзала, бухающая и ухающая звуковыми полосами, бегущими по потолку и похожими на тени. Вход на спортплощадку, возле раздевалок, которые, ради всего святого (не дай бог, что случится), закрыли на ключ, озарялся всполохами кустарной цветомузыки. Тут же толклись пионеры и родственники, словно бы понаехавшие из деревень, урвать немного праздника и себе. Их отличали скованные, особенно неумелые движения, казалось намеренно не попадавшие в ритм массированному звучанию, заменившему воздух.