— Вот поэтому! — Инна указала на синяк. Глаза её наполнились слезами, подбородок предательски задрожал. — Он нашел справку из консультации, узнал, что я беременна и пригрозил, что сделает так, чтобы у меня больше никогда не было детей, — голос её звенел.

Сдавленно всхлипнув, она потерла лицо, сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, шумно выдохнула и снова посмотрела на меня.

— Он знает, что ты живешь с Громовым. Вчера он силой заставил меня поехать к тебе, Лин. Затолкал в машину, хотя я до последнего сопротивлялась. Но, сама понимаешь, наши с ним силы не равны. Он следил за мной. За тем, чтобы я сделала так, как ему нужно, — сказав это, она замолчала.

Последние слова прозвучали совсем тихо, почти беззвучно. Потерев руку, она качнула головой, облизнула губы и отстраненно посмотрела в окно. Опять на меня.

— Господи… — мысли напоминали гудящий рой встревоженных пчел, я с силой сдавила виски и помотала головой. — Как он вышел из клиники? Сбежал?

— Нет, Вадим перед отъездом дал разрешение выпустить его. Макс прошел курс и был чист. Он клятвенно заверил его, что всё осознал и начинает новую жизнь.

— По всей видимости, под новой жизнью он подразумевал жизнь без опеки отца, — губы мои тронула усмешка.

— Именно. Стоило Вадиму уехать, он взялся за старое, — кивнула Инна. — А после пришел ко мне и… — она вновь коснулась уже заживающего синяка. — Алин, я ждала, когда Вадим вернется. Я не хотела отдавать тебе эту флешку, но Макс заставил меня. Вчера он пришел ко мне, а когда понял, что флешка всё ещё у меня… Он буквально озверел. Я не пытаюсь оправдаться, но он действительно был недалеко от того, чтобы воплотить в жизнь свои угрозы. Прости…

— Он и Громова хотел подставить, верно? — улыбка моя стала жестче. Боль, которую я чувствовала, так крепко переплелась с гневом, что они стали единым целым. — Хотел весь гнев Козельского направить на Олега… Убить двух зайцев одним выстрелом. Ловко.

— Я должна была тебе сразу всё рассказать… — Инна коснулась моего плеча, но я дернулась, скидывая её руку.

Не самый лучший момент она выбрала, чтобы извиняться. Остатки моей наивности растаяли, подобно куску упавшего на асфальт мороженого. Я ведь безоговорочно поверила ей, а теперь… Кому мне верить теперь?! Чему мне верить?!

— Ты меня не простишь, да? Я бы все разрулила, Лин. Вадим должен вернуться через пару дней. Я бы все ему рассказала. Макс не смог бы ничего натворить. Мне нужно было время, нужно было, чтобы он хотя бы немного успокоился, подумал, что всё идёт так, как он спланировал. Такие дела быстро не делаются, я это прекрасно понимаю. Макс бы ничего не сумел противопоставить Вадиму, когда тот вернулся.

— Боюсь, его уже ничто не остановит, — холодно ответила я, вспомнив разговор Козельского младшего по телефону. Поколебавшись, всё же коснулась руки Инны и крепко сжала, глядя подруге в глаза. Она моментально перехватила мою кисть и сомкнула пальцы в ответ. Выдохнула, будто бы с облегчением, как будто этот жест был для неё очень важен. — Ты должна сообщить Козельскому обо всем, что случилось, Инна. Только он сможет приструнить своего сына. Не тяни. Ничего хорошего из твоего молчания не выйдет. — убрала руку. Ладонь Инны опустилась на стол, и я невольно обратила внимание на свежие следы на запястье возле браслета, который она, судя по всему, носила, не снимая. — Всё и так зашло слишком далеко. Слишком далеко, Инна, — сделала акцент на первом слове и, договорив, поднялась.

Оставаться тут и дальше у меня не было ни малейшего желания. Смогу ли я простить Инну? Может быть… Только вот что делать с чувством предательства, которое поселилось внутри вместе с тем, что и так разъедало меня хуже кислоты? С гневом, с болью, с отчаянием?

Но уйти далеко Инна мне не дала — задержала, ухватив за руку.

— Пожалуйста, Лин… — просипела, глотая слезы. — Пожалуйста, я не хотела подставлять Громова, я бы все рассказала!

— Громов меня больше не интересует, — высвободила кисть, с ненавистью посмотрела ей в глаза. Только вот не на неё была направлена моя ненависть. Одно произнесенное ею вслух имя Олега резануло меня так, как будто по рёбрам прошлись заточенной сталью. Инну мне было жаль, несмотря на то что я испытала, на то самое ощущение того, что меня предали, в какой-то степени я могла понять её. А вот Громов… — Можешь не забирать у него флешку. Пусть попробует сразиться с Козельским. Посмотрим, что останется от него и от его бизнеса, если он даст этой информации ход.

— Вы поссорились? — она как будто только сейчас заметила, что совсем недавно я плакала. Если быть точнее, почти рыдала, не способная остановить слезы. — Что с тобой, Алинка? Почему ты так…

— Зла? — снова горько, криво улыбнулась. — Я не зла, Инна. Но я не хочу об этом говорить.

Понятия не имею, откуда во мне взялась жестокость, с коей из меня вырывались все эти слова. Еще полчаса назад я не знала, что мне делать с раздавленными чувствами, а теперь… меня будто выключили. Словно в известном сериале про вампиров, я отключила всё добрые чувства и теперь была переполнена лишь ненавистью. Ненавистью к человеку, который ради достижения поставленной им цели не остановился ни перед чем. Заставил меня поверить в чувства, в его любовь, сделал всё, чтобы я была рядом в момент, когда моя малышка появится на свет. Не остановился ни перед чем ради того, чтобы забрать её у меня и отдать своей сумасшедшей жене. Мою дочь. Ни перед чем…

— Позвони Козельскому прямо сейчас и расскажи ему всё, — повторила я, направляясь в коридор. Обувшись, отперла дверь. Инна остановилась за моей спиной.

— Куда ты?

— Заберу вещи из дома Громова, — не оборачиваясь, выговорила я. — А после сниму квартиру. У меня теперь есть средства, чтобы обеспечить свою жизнь и жизнь своего ребенка, — сказала и, напоследок всё же еще раз посмотрев на Инну, вышла на лестничную площадку.

Оказавшись на улице, я присела на подвернувшуюся скамейку и обхватила голову руками. Меня снова потряхивало, сердце билось так, будто я только что пробежала спринтерскую дистанцию.

Вся моя жизнь — обман, иллюзия. И лишь мой ребенок — реальность. И я сделаю все, чтобы уберечь его.

— Подвезти? — я вздрогнула и, подняв голову, встретилась с темным, наполненным ненавистью взглядом, в котором прочитала приговор. — И не думай бежать. Бежать тебе больше некуда, Алина.

Олег

С самого начала это был путь в никуда. С того самого гребаного мгновения, когда я смотрел Ане в глаза и понимал — не могу признаться, что наш сын умер. Струсил. Чувство вины буквально жрало меня изнутри, и чем дальше она находилась рядом со мной, тем чаще я задумывался над тем, чтобы послать всё к чертям и… Но тоже не смог. Струсил и тут.

Дождь хлестал по лобовому стеклу, а я, не сбавляя скорость, гнал к дому подружки Лины, четко осознавая, что в этот раз второго шанса не будет. По глазам её видел — она не подпустит меня к себе, если я дам слабину и отложу с разговором на неделю, день, да даже, черт возьми, на несколько часов. Если прямо сейчас не найду нужные слова, если не верну её, пусть даже для этого мне придется увести её силой.