— Прекрати! Мы едем в клинику! А потом ты выслушаешь меня, Алина.

— Не буду я тебя слушать, — продолжая потирать спину, отозвалась она.

Я стиснул зубы и, всё-таки приобнял её. На сей раз высвободиться она не попыталась и пошла вместе со мной прочь из зала.

— А придется, — когда мы уже были у двери, выговорил тихо, но знал — она меня расслышала. Глупая маленькая девочка… — Дыши ровно, Алина. Всё будет хорошо, — запах её волос проникал в лёгкие, успокаивая душу. Теперь, когда она была в безопасности, рядом, я уже не казался сам себе таким бессильным. По сравнению с тем, что могло быть, всё остальное казалось не так страшно. Даже решение Горошины появиться на свет раньше, чем положено. Она со мной, и пусть хоть кто-то попробует отобрать её у меня!

— Ничего хорошего уже не будет, Громов! — отрезала Алина и, едва мы вышли на улицу, снова попыталась вырваться. — Я тебе верила! Я тебя любила, а ты… — не договорив, она стиснула зубы. Тихо застонала, оперлась о руку подоспевшей с другой стороны Инны. Та погладила её по руке, прошептала что-то успокаивающее, хотя, судя по тому, как блестели её глаза, как звучал голос, впору было успокаивать её саму.

Алина теряла силы, и я отчетливо понимал это. Ей срочно нужна была хорошая палата, удобная койка и, прежде всего, осмотр. Не дай Бог, что-то пойдёт не так! Даже если бы она доходила до срока, роды в машине — далеко не самое лучшее, что можно придумать, а уж сейчас…

— Характер будешь показывать в другой раз, — коротко выговорил, когда она попыталась отпрянуть от меня. Рывком поднял её на руки и быстро пошел к припаркованной в нескольких метрах машине.

Алина напряглась, но всё же ухватилась за мою руку. Я чувствовал тяжесть её тела, её тепло, и это только усилило мою решимость. Мозг работал чётко, каждая мысль была на своём месте. Сейчас я точно знал, что нужно делать, что должен делать и как.

— Возьми у меня в кармане ключи, — бросил идущей рядом Инне. Словно вынырнув из омута, она непонимающе глянула на меня. — Ключи в кармане брюк! — повторил раздраженно.

— Да, — судорожно выдохнув, она поспешно сунула ладошку в мой карман. Мгновение, и ключ оказался в её пальцах. Не дожидаясь, пока я скажу что-то ещё, сама нажала кнопку. Замок пискнул, двери разблокировались, и Инна поспешила открыть передо мной заднюю.

Устроив Лину на сиденье, я взял её кисть и нащупал пульс. Пресёк порыв выдернуть ладонь.

— Не будь ребёнком, — считая удары сердца, посмотрел с предупреждением, которого не требовалось — она, судя по всему, уже поняла, что личные разборки стоит отложить на потом. Сердце её билось часто, но не до такой степени, чтобы это вызывало беспокойство. Для молоденькой девочки, попавшей в подобную ситуацию, держалась она отлично. Эта черта вообще отличала её от многих других — умение держаться.

Перед тем, как захлопнуть машину, я обхватил ладонями её лицо, вытер со лба испарину и сказал, смотря ей в глаза. Заставляя и ее саму смотреть на меня:

— Все будет хорошо, родная. Клянусь тебе. С тобой и Горошиной все будет хорошо.

— Отвези меня в роддом, — прошептала она и, едва я убрал ладони, закрыла глаза. На лице её появилось облегчение, мышцы тоже стали не такими напряжёнными. Я быстро посмотрел на часы, засекая время. Тут же на Инну.

— Садись с ней, — кинул ей. Она опять была какая-то оцепеневшая, неживая. Церемониться с ней у меня не было больше сил, всё, на что меня хватило — легонько ударить её по лицу и следом тряхнуть за плечо. — Приди в себя, черт возьми! Инна, давай, соберись.

Наверное, именно это мне и стоило сделать уже давно. Она быстро стерла сорвавшуюся слезинку и, ничего не сказав, кивнула. Кивнула еще раз, как будто уже самой себе и юркнула на заднее сиденье.

Я с силой хлопнул дверью, обошел автомобиль и, не теряя ни секунды, уселся за руль. Резко вдавил педаль, сорвал машину с места и вывернул с заправки. Нужно было вернуться в город и сделать это как можно быстрее. Достал телефон, набрал Давиду.

— Приготовь родовую, срочно! — приказал без предисловий. — Если Марина уже ушла, верни её. Мне нужна лучшая акушерка. Алина рожает, Давид! Будем через полчаса.

— Я не поеду в твою клинику! — нервно выкрикнула Алина, голос её звенел. — Не поеду, Громов! Отвези меня в нормальный роддом!

— Я отвезу тебя туда, где тебе будет лучше, — процедил сквозь зубы.

— Лучше?! — отрывистый, саркастический смешок.

— Да, лучше, — перевёл взгляд с зеркала заднего вида, сквозь которое только что мы смотрели друг на друга, на ленту дороги. Всё потом. Всё личное потом. Сейчас мне нужно сохранять абсолютную трезвость ума. Никаких лишних эмоций. Потом.

— Я тебя ненавижу, — донеслось сдавленное с заднего сиденья.

— А я тебя люблю, — ответил ей, не отрывая взгляд от дороги.

Стон Алины нарушил образовавшуюся вдруг на мгновение тишину. Слишком часто. Для того, чтобы понять это, на часы мне было смотреть не нужно. Слишком, чтоб его, часто! Эй ты, там наверху? Если ты все-таки там сидишь, знай, я сделаю все, лишь бы мои девочки были в порядке. Я клянусь тебе. Клянусь.

Алина

Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. Сознание будто заволокло туманом, голова была тяжелая. Потолок, расплывающиеся очертания окна… Сильно хотелось пить. Так сильно, как не хотелось, наверное, ещё ни разу в жизни. Первым порывом было коснуться живота, успокоить мою малышку, но едва я приподняла кажущуюся неимоверно тяжелой руку, память начала подкидывать мне клочки воспоминаний. Машина Олега, холл клиники, родовая… И голос Давида:

«Давление падает!»

Слова эти будто ударили меня в солнечное сплетение. Я замерла на выдохе, чувствуя, как внутри сворачивается первородный, заполоняющий всё страх. Потому что стоило мне услышать это «давление падает», прозвучавшее так, будто Давид стоял рядом в данную минуту, как я вспомнила и все остальное.

— Девочка моя, — едва пошевелила я губами и попыталась подняться. Застонала.

Роды были тяжелыми, такую боль я еще ни разу в жизни не испытывала. Но поначалу всё шло более или менее нормально, вот только когда моя дочь появилась на свет, она… не заплакала. Не плакала! Я не слышала её плач. Что угодно, только не детский крик — это бы я точно запомнила. А потом голос Давида: давление падает и… И больше ничего. Ни единого момента. Темнота…

— Алин, — словно откуда-то издалека донесся до меня голос Инны, и тут же теплая ладонь легла поверх моей, казалось, словно покрытой льдом.

— Моя девочка, — зашептала я. Голос напоминал шелест сухой листвы по асфальту, — где моя девочка? — туман медленно, но верно отступал, а вместе с этим возвращалась способность думать здраво.

Инна помогла мне присесть. Я навалилась на подушку, облизнула пересохшие губы и, надув щеки, выдохнула. Внизу всё болело, тянуло, голова кружилась, но это было ничем по сравнению со страхом.