Так кто же она, черт возьми? Где настоящая Анна: та, что была строга, или же та, что принимает участие в веселии? Она словно смеется над ним!

Герцог с досадой отбросил яблоко в сторону.

– Герцог! – послышался упрек из-за деревьев и появился Вильям, потирая макушку. – Вы меня чуть не убили этим камнем.

– Извините, друг мой, – сказал герцог Бургундский, – я не заметил вас.

– Вы что же? уходите? – Вильям задержал его и почти насильно потащил к компании, несмотря на слабое сопротивление герцога.

– Герцог! – воскликнула королева, заметив его. Он вынужден был приблизиться к ней и поприветствовать ее, а заодно и всех дам. Он заметил возле донны Анны и Катрин: она резала яблоко маленькому принцу, который полностью завладел ее вниманием, и протягивала ему кусочек за кусочком, улыбаясь, когда тот брал еду ртом прямо из ее рук, словно птенец.

– Вот кто нам сыграет! – весело воскликнула королева и велела музыканту принести лютню. Протягивая ее сопротивляющемуся герцогу, королева умоляюще говорила:– Ну, прошу вас, сир, мне никогда не доводилось слышать, как вы играете, неужели вы откажете даме? О вашем мастерстве так много говорят…

– Мои друзья сильно преувеличивают, я уже очень много лет не играю, – отнекивался герцог, испуганно отодвигая от себя лютню.

– Сыграйте, герцог, – вдруг донна Анна поднялась и вместе с королевой заставила его взять инструмент. – Разве может истинный рыцарь отказать просьбе дамы?

Герцог вцепился в лютню так, что струны дрогнули. Он уже ничего не понимал в донне Анне, но подчинился ее просьбе. Сев на предложенный табурет напротив королевы, он осмотрел лютню, отрегулировал струны и приготовился играть.

На протяжении нескольких лет он проделывал ту же операцию со своим собственным инструментом: доставал его из чехла, настраивал и готовился играть, но в тот момент, когда пальцы были готовы дотронуться до струн, в нем самом обрывалась струна и, дрожа от боли, он откладывал лютню в сторону. И вот кошмар этих лет окончен, и он может сыграть, но тысячи мелодий, что он знал, и сотни других, что сочинил сам, вдруг исчезли из его памяти. Пауза затянулась. Герцог взял себя в руки и просто провел пальцем, задевая каждую струну, словно проверяя, как она звучит. Потом он погладил изгиб лютни так, как если бы это было тело любимой женщины – нежно и страстно. И вновь дотронулся до струн. Он соблазнил ее, и лютня стала с ним одним целым, так что, играя на ней, он словно претворял в звуки все свои мысли и переживания. Лютня стала ключом, которым он открыл двери своей души, приглашая всякого, кто слышал его музыку, в путешествие по миру своих фантазий. И слушатели вместе с ним поднимались на высокие горы, где воздух свеж и спокоен и наравне с человеком парят орлы, и боролись со злом, побеждая и торжествуя, и проваливались в пропасти отчаяния и одиночества. Вместе с ним они встречали веселые вечера и наблюдали за величественным рассветом, словно это было возрождение всего мира, и вместе с ним грезили о безумном головокружении души, охваченной пламенем любви.

– Во дает! – прошептал Вильям на ухо Катрин. Та тоже с изумлением смотрела на герцога: такой восхитительной мелодии она еще в этом веке не слышала.

Когда лютня умолкла, вздох пронесся по рядам слушателей, и герцог неуверенно поднял голову. Все говорили ему, как прекрасно он сыграл, восхищались его мастерством и талантом, но они не знали, что высшей наградой ему стали блестевшие от слез глаза донны Анны. Заметив, что он увидел, как она плачет, Анна вытерла влажные щеки и виновато улыбнулась.

– Герцог, – осмелел граф Суассонский, когда умолкли похвалы, – раз уж вы удостоили нас своей игрой, то, может, вы нам споете?

– Спойте, герцог, спойте! – раздалось вокруг.

– Нет, – на этот раз решительно ответил герцог, – это невозможно. Я больше не пою.

– Ну, хотя бы не про любовь, а про сражения, – взмолилась королева.

– Я не могу петь, – горько ответил герцог, протягивая лютню музыканту. – Я потерял голос.

– Нет, не может быть! – воскликнула королева. – Герцог, вы обманываете нас? Как может Мастер потерять дар? Спойте!

Герцог посмотрел на донну Анну.

– Я пообещал однажды… – начал он, но донна прервала его.

– Герцог, тот человек, которому вы дали обещание никогда не петь, обрек вас на страдания, но поверьте, он сам горько пожалел об этом. И очень много раз, когда ему было грустно и одиноко, он вспоминал ваш голос, и тот давал ему силы жить. Я хочу услышать его и убедиться, что он так же прекрасен, как и раньше.

«Совсем завралась», – недовольно подумал Вильям Уилфрид, покосившись на донну Анну.

– Значит, хотите убедиться? – с горечью произнес герцог, но, посмотрев на донну, понял, что она не смеется над ним. – Хорошо, донна Анна, хорошо, Ваше Величество… я сыграю и спою… один только раз.

Он встал и, пройдясь мимо сидящих дам, преклонил колено перед Маргаритой де Бомон.

– Прошу вас, сударыня, поддержать неумелого певца и стать хотя бы на время предметом его восхищения. Это старинный обычай, – поворачиваясь и улыбаясь всем, сказал герцог Бургундский. – Дама должна разрешить певцу петь, только видя перед собой прекрасную женщину, мужчина может дать волю музыке и голосу.

Раскрасневшаяся Маргарита де Бомон кивнула, давая разрешение.

Поднявшись, герцог заиграл новую мелодию. Казалось, что так звучит лунный свет, и каждый из слушателей перенесся вслед за певцом в таинственный ночной сад, и сердце каждого замерло в ожидании встречи:

Сад на Масличной горе…

Облачно, звезды, луна.

Коленопреклонно молюсь,

Чтоб появилась Она.

Эту чашу любви,

Отче, прошу тебя я,

Мимо не пронеси,

Дай мне испить до дна.

Ветви призрачных пальм

Как перекрестки судьбы,

Что предстоит пройти нам

Для достиженья мечты.

Шорох неспешных шагов,

Вздох нерешительный, взгляд…

В плену моей милой оков

Я пью с ее губ сладкий яд.

Его голос заливался, словно внутри его горла сидел соловей, и герцог ощутил полную свободу. Он прогуливался в кругу зрителей, легко и беззаботно, чувствуя, как все они находятся под его властью. Все осталось так же, как и много лет назад, – нет, даже лучше, потому что Она теперь кричала браво вместе со всеми.

Это была чудесная ночь: рыцари, опьяненные победой, и дамы, восхищенные прелестью Востока, не хотели расходиться. Это был момент их торжества, ведь очень немногие верили в возможность столь быстрой победы над Дамьеттой. Радостные христиане играли в шахматы, шашки, кости, пели песни, танцевали, рассказывали истории, шутили…

Катрин Уилфрид заботливо накрыла маленького принца, который заснул рядом, положив свою белокурую голову ей на колени.