Вторым впечатлением стало тело христианина, которое она увидела случайно и мельком, обернувшись и посмотрев в переулок. Он сидел, низко опустив голову, поджав одну ногу под себя, правая его рука лежала на каменной мостовой с приоткрытой ладонью, словно он спал, но показывал, что просит милостыню. Его грубая рубаха была забрызгана кровью, которая, наверно, накапала с головы, потому что пряди волос прилипли к лицу, и на голове блестела запекшаяся кровь. Должно быть, он хотел убежать, но его настигли в этом переулке сарацины и, подскочив к нему верхом, ударили мечом по голове. Многих погибших христиане уже убрали с улиц – от них остались только кровавые лужи и пятна крови на мостовой и стенах, залепленные зелеными мухами, которые поднимались тучами от крови, если мимо кто-то проходил.

И, наконец, она сама не знала почему, но запомнила истоптанные шелковые восточные туфли без задников на грязных ногах мусульманской женщины, которая промелькнула в арке улицы, толкая перед собой чумазого мальчишку и скрываясь с ним за деревянной дверью дома.

– Донна Анна! – чья-то рука легла на плечо, отвлекая от мыслей. Она обернулась. Все уже выходили из церкви, месса закончилась, и Анна поняла, что простояла богослужение, уставившись в одну точку и думая о посторонних вещах. Королева Маргарита подошла к ней и, ласково коснувшись, вывела из задумчивости.

– Вы идете, донна Анна? – она кивнула в сторону выхода.

– Да, но я совершенно не представляю, куда идти, – ответила донна. – Мы будем жить в городе или рядом с ним?

– Рыцари, скорее всего, останутся снаружи, а мы поселимся здесь. Король уже распорядился передать остальные мечети и все дворцы под жилища для баронов. Раненых перенесли во дворец эмира, что находится рядом с резиденцией султана. Похоже, что нам не слишком грозит походная жизнь, которой меня так пугал супруг.

– Значит, вы будете жить во дворце султана? – спросила донна. – Наверно, там очень красиво.

– У вас еще будет возможность все увидеть своими глазами, донна Анна. Я как раз хотела пригласить вас и ваших друзей на праздник в честь успешного взятия Дамьетты. Вы придете?

– Почту за честь, Ваше Величество! – воскликнула донна.

– Если у вас есть, что мне сказать… – вдруг сказала королева.

Донна хотела спросить, где же остановится она со своими друзьями, но посчитала, что это будет излишним.

– Нет, Ваше Величество.

– Как знаете, – королева величественно вышла из мечети.

Анна обернулась и посмотрела вокруг: капелланы тушили свечи, убирали книги, в храме почти никого не оставалось. Куда идти теперь? Где остановиться? К кому обратиться за советом? Если бы здесь был Герцог д'Эсте, она бы даже не волновалась об этом, но его нет… То, что братья д'Эсте до сих пор так и не нашли их, начинало ее беспокоить. Что же они так долго? Почему не едут?

Герцог Бургундский был занят, помогая баронам распределять территорию вокруг города между рыцарями, поэтому обратиться к нему не представлялось возможным. Граф Маршский ранен и, скорее всего, уже отдыхает во дворце эмира под присмотром врачей. К дону Висконти обращаться было бесполезно, да Анна даже не знала, где его искать. Донна устало преклонила колени у статуи Девы Марии и вышла на крыльцо бывшей мечети, где ее ждали Катрин и Вильям.

– Что теперь? – спросила она у растерянных друзей. Те пожали плечами.

– Скоро вернется Николетта с вещами и слугами, куда же мы пойдем? – спросила Катрин.

– Неужели нам не у кого спросить совета?

Анна, закусив губу, продумывала дальнейшие действия, но ей совершенно ничего не приходило в голову.

Архиепископ де Бове отвернулся от капеллана, чтобы скрыть от него довольную улыбку. Радость в его сердце была полностью созвучна тому торжеству, что праздновала европейская культура в мусульманских интерьерах. Комнаты, отведенные ему под жилье, архиепископ велел заполнить только европейской мебелью с корабля, на котором путешествовал, и кресла, скамьи, стулья, столы, светильники смотрелись в воздушных апартаментах, украшенных резьбой, так же чуждо, как и стрелы, пронзающие тела воинов. Он чувствовал победу, он праздновал ее, но выше всего прочего ему понравилась та новость, что только что донес капеллан. И чем ничтожнее была она по сравнению с грандиозным торжеством, который праздновали все христиане, тем больше радости вселяла в сердце архиепископа де Бове.

– Значит, наша знаменитая донна осталась на улице? – спросил он только для того, чтобы еще раз услышать, как донна Анна стоит под лучами жаркого солнца, не зная, куда податься.

– Но она наверняка устроится в каком-нибудь доме. Просто для этого нужно время, – заметил капеллан.

– Да, но она не будет мозолить глаза мне и остальным, и о ней все скоро забудут. Возможно, сбив с себя спесь, она раздумает разводиться с мужем. Это спасет нас от позора. Это спасет Францию от повторения скандального бракоразводного процесса, что устроила некогда Альенора Аквитанская. Это спасет всех.

Архиепископ подумал, что в тот день на стороне церкви было Небо, ведь таким образом ему вовсе не нужно было приводить в действие план, который он держал про запас, на случай, если донна Анна все же будет настаивать на аннулировании брака.

За стенами города, вернувшись после мессы, бароны старались держать под контролем стихийно возникавший лагерь крестоносцев. Король послал их сюда с четкими указаниями, сколько воинов и каких именно должно остаться на подступах к городу, остальные должны были разбить лагерь на острове Маалот, в бухтах которого стоял христианский флот. На остров, подчиняясь строгой дисциплине, уже ушли тамплиеры – рыцари ордена Храма, а также рыцари ордена госпитальеров, туда же бароны пытались спровадить и большинство рыцарей-одиночек, которые были непредсказуемы, так как никому не подчинялись. Одиночки были опасны тем, что их нравственные побуждения к походу были часто довольно низки, ими управляла только жажда наживы. Они не так-то просто соглашались уходить от Дамьетты, где чаяли поживиться, понимая, что уступают город другим. Но на острове Маалот, как рассчитывал король, они будут под строгим присмотром тамплиеров и госпитальеров и, возможно, понемногу привыкнут подчиняться дисциплине. Возле города оставались только рыцари баронов короля или же влиятельные рыцари-одиночки.

Одним из таких был Гийом Длинный Меч, который по силе и ярости мог превзойти, пожалуй, только графа Артуасского, а среди язвительных насмешников ему и вовсе не было равных. Он действовал самостоятельно и любил подчинять других себе, поэтому он не поддался на уговоры баронов, заявив, что ему здесь «веселее».

Очень немногие из сеньоров беспрекословно подчинялись указам Людовика ІХ, ведь они были независимы от него, потому что участвовали в походе на свои собственные средства, и король пользовался властью над ними и сопровождавшими их воинами только в отдельных случаях – и то они не всегда ему повиновались. Это было губительно для дисциплины и военных действий, такая независимая армия легко могла рассыпаться на мелкие отряды и пропасть, но все, что мог сделать король – это попытаться объединить их общей идеей и целью похода, внушить, что сюда их привело общее дело, и показать на собственном примере образец поведения и дисциплины.