японского феодализма. Земля формально принадлежала государству, но клан-владелец имел право распоряжаться ею и взимать с нее налоги. В политическом плане влияние клана в императорских и сегунатских центрах защищало его права. Однако если клан уничтожал вражеский клан, он мог претендовать на владение его землями, что затем утверждалось центральной властью. Пленных обезглавливали, а их головы выставляли на парадах победителей. Стивен Морилло считает, что это объясняет, почему ритуальное самоубийство было распространено среди проигравших самураев, в то время как в Европе оно было неизвестно.

Идеологическая власть не могла регулировать войны. В отличие от монолитного господства церкви в Европе, религиозная власть была разделена между многочисленными школами и сектами. Ни одна из них не была достаточно могущественной, чтобы навязывать воинам этические нормы - более того, к ним присоединялись армии буддийских монахов. По мере упадка императорской власти и власти сёгунов государство не могло сдерживать войны. Как и в Китае, и в Европе, этот упадок означал автономию местных владык и последующие мелкие войны. Низкорожденным воинам обещали землю и добычу, низкорожденных монахов мобилизовывали на революционную войну, а самураи доминировали над аристократами. Войны описывались как "низшее сословие свергает высшее". Это был материальный конфликт за контроль над землей, населением и налогами, но он также затрагивал вопросы статуса и чести.

 

Период Воюющих государств и триумф триумвиров

В период Сэнгоку (Воюющих государств) (1467-1590 гг., хотя точные даты дискутируются) усилились гражданские войны, в которых участвовало около 250 мелких независимых доменов даймё, мобилизовавших ограниченные силы в бесчисленных стычках. До появления огнестрельного оружия ведущие даймё часто находились в гуще событий. Если они погибали, то их войска обычно подчинялись. В XVI веке более могущественные даймё смогли установить более жесткий контроль над боевыми людьми и материальными ресурсами своих владений. Они стали поглощать более мелких лордов. Мэри Берри считает, что основными причинами войны стали нечеткие правила династического престолонаследия и вассалитета в обществе, где центральная власть все еще находилась в упадке. Сильный лорд мог выбрать себе преемника без конкурса; в противном случае престолонаследие могло оспариваться между сыновьями или племянниками, каждого из которых поддерживали вассалы. Могли вмешиваться и посторонние даймё. Столетие жестоких войн было вызвано кризисами престолонаследия в четырех крупных военных семьях. В отличие от Европы, некоторые вопросы в средневековом японском обществе, по словам Берри, "находились вне сферы действия статутов, прецедентов, контрактов и исполнительного права, то есть вне сферы обычных ожиданий и принуждения, которые делают правовое государство понятным". По своей природе решения о престолонаследии не поддавались действию закона... ибо ни анализ доказательств, ни изучение статутов, ни обращение к прошлой практике, ни исследование естественного порядка не могли однозначно разрешить их"

Только война могла разрешить споры, не ограничивающиеся материальными вопросами. Она включала в себя чувства гордости и гнева, порождавшие смертельную обиду в обществе, озабоченном честью. . . . Юристы иногда оправдывали обиду, летописцы и дневники использовали ее в качестве нарративной рамки для интерпретации конфликта, а военачальники и солдаты сражались на ее службе. Санкционированная или нет, обида удовлетворительно организовывала идеи и действия, которые не требовали перевода в другие термины - право или религию, идеологию или экономику.

Элитные семьи безрассудно прибегали к насилию, чтобы отомстить за оскорбление, повысить престиж, обезопасить свои земельные доли и удовлетворить аппетиты беспринципных прислужников. Никто не собирался переделывать мир или даже долго воевать; все стремились к незначительным выгодам, которые в конечном итоге обошлись бы большинству из них в копеечку... . . Насилие было совершенно нормальным продолжением политических схваток. . . . Последние годы существования Воюющих государств принесли беспрецедентную эскалацию насилия, разорение городов и монастырей, геометрическое увеличение числа жертв, поскольку мушкеты и массовая воинская повинность сделали джентльменскую войну неактуальной. Сотни тысяч солдат, составлявших большинство взрослого трудоспособного мужского населения, были приведены к оружию ... разгоряченные потерями, кажущейся необходимостью отомстить за растущее число погибших и оправдать цели своих лидеров. . . . То, что начиналось как соревнование элит за престиж, закончилось уничтожением старого мира и формированием нового, который никто из игроков не мог предсказать."

Этот яркий рассказ свидетельствует о том, что расчет материальных целей и военных средств был сильно замешан на обиде, мести и дикости, которые заканчивались взаимным самоуничтожением, так как войны уничтожали большинство даймё. Лишь для немногих победителей была характерна рациональность целей. Все правители пытались рационально рассчитать средства, но большинству это не удавалось. Война была совершенно нерациональна для мирного населения, особенно для крестьян, чьи дома и посевы грабили и сжигали, вызывая голод и болезни. Уильям Фаррис лаконично добавляет: "Насилие, грабежи, поджоги, похищения людей и принудительная воинская повинность не способствуют демографической, сельскохозяйственной или торговой экспансии". Расхищение государств, как в Китае и Европе, происходило за счет мелких даймё и крупных, слишком самоуверенных в результате прошлых побед. После 1550 года войны велись даймё, стремившимися к региональной, а затем и национальной гегемонии. Сотни даймё были уничтожены, и остались только триумвиры, а затем только один, который правил всей Японией - процесс, напоминающий (хотя и более быстрый) развитие Китая.

Джон Бендер подсчитал число исчезнувших среди семидесяти восьми даймё, по которым он нашел данные за период 1467-1600 гг. Из них 60% были уничтожены силой. Оставшиеся 40% выжили, подчинившись победителям под угрозой войны, и смогли сохранить часть или все свои владения. Выживаемость была выше в более изолированных и бедных регионах. Недостаток экономических ресурсов не позволял проигравшим собирать армии и не вызывал у других корысти. Самые низкие показатели выживаемости были в самом богатом регионе вокруг столицы Киото. В этом регионе, где проживали мелкие даймё, все они были уязвимы. Бендер утверждает, что шестнадцать из семнадцати даймё вокруг Киото были уничтожены в результате войны.

Восточный Хонсю, совсем рядом с Киото, был идеальной стартовой площадкой для нападения на столицу. Отсюда происходил род Ода Нобунага, первого из триумвиров. После успешных походов против соперничающих даймё в своем регионе Нобунага в 1568 г. с 60-тысячной армией захватил столицу. Он устранил или принял дань от местных даймё и поставил на пост сёгуна своего союзника. Сёгун и двор были в основном символическими фигурами, но они обеспечивали легитимность его правления и поэтому обладали достаточной властью, чтобы бороться с ним за преимущества. Затем Нобунага использовал богатства Киото для финансирования новых войн, подчинив себе тридцать из шестидесяти шести провинций Японии, и под давлением сёгуна отправился в "добровольное" изгнание, сам став сёгуном.

Успешный даймё должен был обладать экономической мощью, которая обеспечивалась в основном за счет плодородных земель и торговли. Бедные даймё вряд