Будь честен с собой. Ты просто не хочешь, чтобы кто-нибудь смотрел на твою обнаженную пару.

Ревнивое животное.

– Если ты не прекратишь рычать, – предупредила Никс, – я вышвырну тебя на улицу или заткну рот кляпом. Ты всех выводишь из себя.

Верхняя губа изогнулась, и Пайр зарычал на сестру. Он едва держался на ногах.

Проходя мимо, Никс приложила теплую мокрую тряпку к его груди.

– Вымой ей ноги.

Он взял тряпку онемевшими пальцами и сделал, как ему сказали. Мысли лихорадочно метались в голове, пока он вытирал пятки Тэмпест, а Бриггс и Никс начали осматривать ее тело на наличие уколов. Куда смотрели ее дядюшки? Почему никто ей не помог? Как ее разоблачили?

Он моргнул, и тряпка выпала из его онемевших пальцев. С его губ сорвался стон, и он задрожал.

– Это моя вина, – прошептал он.

Никс нахмурилась, глядя на него.

– Она сама приняла решение. Не перекладывай вину на себя.

– Он видел меня, – пробормотал Пайр с прикованным к застывшему, бесчувственному лицу Тэмпест взглядом.

Больше всего на свете он хотел, чтобы она открыла глаза.

– Дестин узнал меня. Он знал, что я Шут. Тэмпест поручили принести мое сердце, – захрипел он, словно его пнули в живот, а затем облокотился о кровать.

– Он бы не оставил ее в живых, – сказала Никс больше себе, чем кому-либо еще. – Он бы не стал…

– Ему нравятся страдания, и она стала его трофеем.

Когти продырявили постельное белье, и он задрожал.

– С моей стороны проколов нет, – сказал Бриггс. – Что у тебя?

– Ничего, – выдохнула Никс. – Итак, она проглотила яд. Я возьму мазок изо рта и протестирую его на любое имеющееся у меня противоядие. И еще нам нужен уголь.

Пайр вскинул голову. В его глазах стояли слезы. Его сестра провела маленькими полосками льна по внутренней стороне щек Тэмпест. Никс собрала полоски, целеустремленно направилась к столу и начала смешивать зелья в маленьких колбочках, затем в каждую из них опустила кусочки ткани. Зашипев, она хлопнула ладонью по столу, опрокинув содержимое.

– Что там? – прохрипел он.

Сестра, излучая напряжение, повернулась к нему лицом.

– Мимикия.

– Ты можешь все исправить, верно?

Яд Мимикии стал обычным явлением.

– Ты не понимаешь, – прошептала она. – Яд, который король использовал в деревнях.

Его бросало то в жар, то в холод. Никс искала противоядие с самого начала эпидемии. Людям, страдающим от наркотика в деревнях и городах по всей Хеймсерии и Талаге, скармливали разбавленный препарат, чтобы они постепенно пристрастились к нему. Их внутренние органы отказывали, и они постепенно погружались в вечный сон. Все, кто хоть раз отведал яд, умерли.

– Нет, – прохрипел Пайр.

Дыхание перехватило, он не мог дышать. Он стоял, застыв на месте до тех пор, пока Бриггс не снял рубашку и не начал расшнуровывать брюки.

Пайр обошел кровать и схватил целителя за горло.

– Что, черт возьми, ты делаешь?

Бриггс медленно положил ладонь на руку Пайра.

– Ее нужно разогреть. Теперь, когда мы знаем, что это за яд, мы можем двигаться дальше. Если ты можешь контролировать себя, раздевайся и ложись в постель.

Пайр медленно отстранился, нахмурившись при виде маленьких проколов на шее целителя. Затем он нехарактерно для себя неуклюже принялся возиться с одеждой.

Пайр забрался в постель к Тэмпест, морщась от холода ее кожи. Казалось, что она высечена из глыбы льда. Он убрал с ее лица волосы и обнял ее. Второй раз за месяц он оказался обнаженным рядом со своей парой, но не так, как ему бы того хотелось.

Пайр вздрогнул и крепче прижал ее к себе, прислушиваясь к затрудненному дыханию и медленному сердцебиению. Никс и Бриггс встали по другую сторону кровати. Они открыли Тэмпест рот и медленно влили угольную воду.

– Я вернусь в столицу, – пробормотал Брайн, стоя к ним спиной и наблюдая за пламенем. – Алекс создал эту мерзость. У него есть противоядие.

– Путь туда и обратно займет два дня, – сказала Никс. – Ее отравление прогрессирует быстрее, чем те, с которыми мы сталкивались. Яд не разбавляли. Два дня – слишком долгий срок.

Два дня.

Пайр прижался лицом к изгибу шеи Тэмпест и заставил себя медленно и глубоко дышать.

– Что еще ты сможешь делать?

Никс влила несколько капель фиолетовой настойки в рот Тэмпест, а затем ярко-желтую, имеющую резкий и терпкий запах.

– Они помогут справиться с лихорадкой и раскрыть легкие, облегчив дыхание.

– А что с ядом?

Она неохотно встретилась с ним взглядом. Печаль читалась в ее глазах.

Он оскалился.

– Она не умрет. Я этого не допущу.

– Я не думаю, что… Пайр, я не думаю, что мы можем как-то…

– Не смей сдаваться, – прорычал он. Кицунэ крепче обнял свою пару и впился взглядом в Никс. – Должно быть что-то. Что-нибудь. Ты специалист по ядам. Исцели ее!

Сестра выдержала его тяжелый взгляд, а затем обошла кровать. Стеклянные колбочки тихо звякнули друг о друга. Когда она вернулась, ее рука сжимала маленькую бутылочку с чернильной жидкостью.

– Ты не в своем уме, – тихо произнес Бриггс. – Ты убьешь ее.

Никс проигнорировала слова целителя и села на стул рядом с кроватью. Она протянула настойку.

– Это Полуночный Поцелуй.

Пайр сверкнул глазами. Один из самых смертоносных ядов. Он сжигал свои жертвы изнутри и заставлял их сердца биться так быстро, что они разрывались. Пайр открыл рот, и она подняла руку.

– Ты знаешь, я изучала и Полуночный Поцелуй, и Мимикию. Яд, содержащийся в Тэмпест, замедлит функции ее организма до тех пор, пока сердце полностью не откажет. Полуночный Поцелуй делает все наоборот. Он ускоряет работу сердца и нагревает тело до экстремальных температур.

– Он опасен. – Бриггс провел рукой по голове. – Но она умирает, Пайр. Единственный шанс противодействовать наркотику перед нами. Выбор остается за тобой. Ты ее пара.

Пайр посмотрел на бесчувственное лицо Тэмпест. Что бы выбрала она? Он с трудом сглотнул и поцеловал ее в щеку. Гончая никогда в своей жизни не уклонялась от испытаний.

– Используй его, – пробормотал он.

Никс осторожно капнула три капли черной жидкости в рот Тэмпест, а затем влила немного воды ей в рот.

– Сколько времени займет процесс?

– Я не знаю.

– Уходите, – прошептал Пайр.

Никс, Бриггс и Быстряк тихо перебрались из большой в маленькую комнату. Брайн подошел с противоположной стороны. Волк наклонился, прислонился лбом ко лбу Тэмпест, и с его губ сорвался полный боли стон.

– Ты сильная, – прорычал Брайн. – Ты не уйдешь во сне. Трусливее смерти не придумаешь. Ты воительница. Борись, собачка. Сражайся.

Пайр наблюдал, как его заместитель выпрямился и последовал за остальными в соседнюю комнату, закрыв