Риччи выглядел очаровательно. Он был такой маленький, такой сладкий и такой красивый. Неудивительно, что Антония все время прижимала его к груди, защищая и оберегая даже от собственного семейства. Он выглядел ухоженным и накормленным. Даже издалека Эмма заметила, что его одежда была новой и дорогой. С первого взгляда было видно, что над ним не издеваются. Он не страдает и не мучается. Эмма почувствовала, как с плеч ее падает неимоверная тяжесть, а в груди разжимается тугая пружина, — впервые с начала этой сумасшедшей истории она позволила себе почувствовать некоторое облегчение.

Из коридора доносилось мерное тиканье напольных часов.

Скучает ли по ней Риччи? Думает ли о ней? Вспоминает ли он ее вообще?

Вы любите своих детей больше жизни, любите их так, как никогда и никого не любили. Но у них все происходит совсем по-другому. Они живут только одним, сегодняшним днем. Они забывают вещи, которые взрослые не могут забыть никогда. Разумеется, Риччи очень занят. Вокруг него так много новых людей, и все хотят обнять, поцеловать и приласкать его.

И дом у него такой красивый. Нет, в самом деле, очень красивое место, при виде которого просто перехватывает дыхание. Гуси под деревьями. Кошка, греющаяся на солнце. Поля ржи и кукурузы с такими высокими стеблями, что среди них можно заблудиться.

Только представьте себе, что вы — маленький мальчик, что вы растете и взрослеете в таком волшебном месте…

Бледный диск луны растворился в облаках. В щели между портьерами сочился тусклый рассвет. Эмма положила подушки и повернулась на бок. Моток колючей проволоки исчез из ее груди. А на его месте разверзлась зияющая и страшная пустота.

Понедельник, 25 сентября

День девятый

Первым делом с утра Эмма схватилась за телефон и позвонила Брайану Ходжкиссу.

— Они ведь все еще там, верно? — настойчиво поинтересовалась она, едва он успел ответить. — Они никуда не увезли Риччи?

— Они по-прежнему дома, — поспешил успокоить ее Брайан. — Не далее как пять минут назад я разговаривал с миссис Хант.

Эмма разжала пальцы, до боли стискивавшие трубку. Она понятия не имела, с чего бы это Ханты пошли ей навстречу, но не имела ничего против этого. Пока, во всяком случае.

— Когда состоится тест? — спросила она.

— Сегодня утром, — ответил Брайан. — Миссис Хант привезет Риччи в кабинет к своему семейному врачу в десять утра. Мистер Хант отказался пройти тестирование. Он не видит в этом необходимости. Но нас это не должно волновать. Хотя, строго говоря, анализ ДНК должны сдать оба родителя, для наших целей требуется только материнская…

— Когда мы получим результаты? — перебила его Эмма.

— Минимум через двадцать четыре часа. И это при условии, что сумеем убедить лабораторию, что это срочный заказ.

— Вы абсолютно уверены в том, что они не собираются скрыться вместе с Риччи, пока мы тут сидим и ждем?

Вздохнув, Брайан ответил исполненным преувеличенного терпения голосом:

— Это крайне маловероятно. Один из наших сотрудников будет регулярно связываться с ними до тех пор, пока мы не получим результаты анализа ДНК. Ханты ничуть не возражают против этого. Я уверен, что теперь вы можете вздохнуть спокойно.

Эмма не нашлась что ответить.

Брайан спросил:

— Могу я поговорить с мистером Таунсендом?

Рейф взял трубку, и голос Брайана превратился в тоненький, едва различимый писк. Впрочем, Эмма прекрасно слышала все, что он говорил.

— Надеюсь, вы понимаете, что она ни в коем случае не должна приближаться к ним, — предостерег он Рейфа. — Во всяком случае, не в ее нынешнем состоянии. Ее арестуют, если она снова станет их преследовать. Ханты боятся за ребенка. Именно они попросили нас взять их под наблюдение до тех пор, пока не будет проведен анализ, и, говоря откровенно, я не могу их в этом винить.

— Понимаю.

— Словом, не подпускайте Эмму к ним ради ее же блага. Пока мы не получим результаты анализа ДНК.

Рейф ответил:

— Хорошо, я постараюсь.

* * *

Кто-то пригнал их взятый напрокат автомобиль из Сен-Бурдена обратно в Бержерак и оставил перед гостиницей. Рейф предложил поехать прокатиться. Свернув с главной автострады, он углубился в лабиринт проселочных дорог. Они ехали без цели и направления, лишь бы не останавливаться. Утро выдалось пронзительно ясным и чистым. На дорогах, которые иногда сужались до одной полосы, которую правильнее было бы назвать колеей, им не попалось ни одного автомобиля. Из-за деревьев на вершинах холмов виднелись башенки средневековых замков, и это создавало стойкое впечатление, что путешественники перенеслись в сказку.

— Как вы думаете, что там сейчас происходит? — Эмма уже в пятнадцатый раз задала вопрос.

Рейф взглянул на часы на приборной панели.

— Только что минуло десять, — откликнулся он. — Скорее всего, врачи приступили к взятию мазков.

Интересно, как отнесется к этой процедуре Риччи, подумала Эмма. Он терпеть не мог врачей. В тот день, когда она привела его к доктору Стэнфорд, чтобы та осмотрела его уши, он вцепился в мать, преисполнившись подозрений и прекрасно понимая, что происходит нечто необычное и неприятное. Одного только появления включенного медицинского фонарика возле его лица оказалось достаточно, чтобы малыш разразился громким ревом. Эмма живо представила себе сына, отворачивающегося от ватной палочки, которой у него должны взять мазок и пытающегося выхватить ее у врача.

— Ему нравится кислое, — внезапно сказала она. — Дольки лимона и все в этом роде. Он кривится, но все равно упрямо жует их.

— Чертовы мужчины! — Рейф ухмыльнулся. — Наверное, мы никогда и ничему не научимся.

— Нет, правда, — стояла на своем Эмма. — Он настоящий маленький мужчина. Сами убедитесь, когда познакомитесь с ним. Однажды он прищемил палец дверью, но, хотя ноготь у него и почернел, не проронил ни слезинки. Он только подполз ко мне, недовольно скривился и протянул руку, чтобы я взглянула на нее. А еще он научился бить по мячу. Ну, почти научился. Его нужно только придерживать за другую ножку.

Эмма все говорила и не могла остановиться. Что они сейчас там делают? Закончилось ли уже проведение теста? И был ли доктор терпелив с Риччи?

Спустя некоторое время голос ее прервался, и дальше они ехали в полной тишине. Поначалу за окном мелькали виноградники, потом машина выскочила на дорогу, обсаженную высокими деревьями, кроны которых смыкались над головой. Их автомобиль то купался в солнечном свете, то погружался в тень и снова выезжал на свет. Свет, тень, свет… Когда Эмма пришла в себя, оказалось, что во рту у нее пересохло, на губах чувствовался какой-то горький привкус, сама она привалилась к дверце и голова ее ударяется о стекло.