Дом все еще горел, хотя и представлял собой фактически черный обгорелый остов. С того места, где мы с Аданной находились, можно было видеть сквозь обгоревшую конструкцию задний двор. Само собой, крыши давно уже не было. Видимо, она обрушилась внутрь постройки еще в начале пожара и сгорела там дотла.

Подъездная дорожка и лужайка были завалены дымящимися обломками дерева и кусками почерневшего кирпича. Я заподозрил, что здесь был сильный взрыв или несколько взрывов меньшей мощности. И подумал, что дом вполне могли забросать гранатами и бутылками с «молотовским коктейлем».

Заметив прикрытые простынями два маленьких трупа, лежавшие на газоне в стороне от ворот, я еще крепче стиснул Аданну в объятиях, спрятав ее лицо у себя на груди. Несомненно, это были останки ее племянников, милых двойняшек Джеймса и Келвина. Аданна тоже об этом догадалась, хотя видела их тела лишь долю секунды, и теперь тихо плакала, прижавшись лицом к моей рубашке.

Я привлек внимание пробегавшего мимо офицера полиции.

— Сколько человек находилось внутри?

Он подозрительно посмотрел на меня:

— А вы кто такой? Член семьи? И почему хотите об этом знать?

— Сгоревший дом принадлежал родителям вот этой женщины. Ее зовут Аданна Танзи. А я — ее друг.

— Трое взрослых, двое детей, — ответил наконец полицейский. Посмотрев на Аданну, затем на меня, он покачал головой. Это означало, что выживших нет.

Аданну била крупная дрожь. Она рыдала и бормотала что-то неразборчивое. Может, молилась? Я не разобрал ни одного слова, даже не знал, на каком языке она говорила.

— Мне необходимо побеседовать с вашим начальником, — сказал я полицейскому, все еще стоявшему рядом с нами.

— По какому поводу?

— Я из ЦРУ.

Полицейский открыл рот и начал мне возражать, но я сразу же оборвал его:

— Немедленно найдите своего начальника и приведите сюда.

Когда полицейский отправился выполнять мое распоряжение, я повернулся к Аданне и произнес тихо и проникновенно:

— Я здесь, с тобой. Ты не одна.

Она плакала, дрожа так, будто на улице стоял мороз, а не жара девяносто градусов по Фаренгейту.

Потом я повернул голову, посмотрел на двигавшегося в нашу сторону полицейского начальника — здоровенного широкоплечего парня в темном костюме, и сердце у меня екнуло. Я ничего не слышал из-за криков пожарных и свиста вырывающейся из шлангов под напором воды, но рекомендации мне не требовались. Я сразу узнал лицо с плоским боксерским носом, круглыми щеками и дурацкой привычкой щурить глаза в манере Майка Тайсона. В последний раз я видел его, когда висел вниз головой за окном своего гостиничного номера, а этот тип держал меня за ноги, угрожая сбросить вниз.

— Аданна, послушай меня! — Я начал подталкивать ее в сторону нашей машины. — Нам здесь находиться небезопасно. И надо срочно сматываться отсюда. Этот тип — я о полицейском начальнике — едва не убил меня в моем собственном номере.

Она, казалось, поняла, что я имел в виду, и кивнула, после чего мы быстро удалились с места событий и прошли пару сотен ярдов к началу квартала, где стоял автомобиль. Я помог Аданне сесть на место для пассажира и повторил:

— Нам пора сматываться отсюда.

Расположившись за баранкой руля и вставив ключ в замок зажигания, я глянул в зеркало заднего вида. Полицейский начальник, протиснувшись к воротам сквозь толпу и сдвинутые пожарные цистерны и не обнаружив нас на прежнем месте, бросил взгляд вдоль улицы, увидел нашу машину и сразу же перешел на бег, что-то крикнув сопровождавшим его парням. Одного из них я тоже узнал. Кажется, он ассистировал своему боссу во время визита в мой номер и пытался угрозами заставить меня уехать из страны.

— Аданна, пристегивайся скорей! Надо ехать. Сию же минуту!

Я дал задний ход и бросил взгляд через плечо, чтобы проверить путь, по которому мы сюда приехали. Перекресток был забит автомобилями, а ждать, когда зажжется зеленый свет, я не мог.

И тогда я резко изменил тактику.

Вывернув руль, я сделал поворот и покатил прямо на приближавшихся к нам полицейских. При этом я изо всех сил давил на клаксон, одновременно прибавляя газу. Хотя это был всего лишь маленький «форд-эскорт» Аданны, мой неожиданный маневр сбил полицейских с толку: они никак не ожидали, что я решусь пойти на таран. Между тем я мчался прямо на «начальника полиции», который в отличие от своих подчиненных, кинувшихся врассыпную, стоял как скала у меня на пути.

В последний момент, правда, я ударил по тормозам, но все же наехал на него. Глаза «начальника» округлились от страха — возможно, как у меня, когда я висел вниз головой за окном своего номера. В следующий момент я резко свернул в сторону, в результате чего «начальник» скатился с капота и рухнул на землю, а машина Аданны лишилась одного дворника. Задним ходом я доехал до поворота, где в меня чуть не врезался всей своей массой фургон «ауди». Соприкосновение с ним стоило мне помятого бампера. Тут я опять повернул и поехал по первой попавшейся улице, показавшейся мне чуть менее оживленной, чем другие, выжимая из четырехцилиндрового моторчика всю мощность, на какую он только был способен.

— Куда мы едем? — Аданна села в кресле чуть более прямо, как если бы начала постепенно выходить из транса.

— В центр.

Если в Лагосе и есть что-то хорошее, так это огромные стада автомобилей и бессчетные толпы народу. Так что среди всего этого ничего не стоит затеряться.

— Аданна? — Я протянул руку и обнял ее за плечо. — Нам нужно убираться из этих мест. Тот здоровенный полицейский, которого я слегка подвинул машиной, чуть не убил меня, когда я приехал в Лагос. Уверен, это тот самый тип. И его появление здесь наводит на мысль, что все это как-то связано. Я почти уверен в этом.

Аданна не стала спорить со мной. Лишь кивнула и указала направо:

— Если повернешь здесь, выедешь на мост Майнлэнд-бридж. А за мостом открывается кратчайшая дорога на Бенин.

— Держись, Аданна, не вешай носа!

— Слишком поздно. Теперь мне крайне трудно исполнить это пожелание.

Не сбавляя скорости, я повернул там, где она указала, и мы выехали на широкий бульвар с торговыми рядами, где продавались строительные материалы и во множестве располагались ларьки и ларечки, торговавшие всякой всячиной. Мимо проезжали старые запыленные грузовики и легковушки. Высившийся поодаль одинокий рекламный щит предлагал всем желающим присоединиться к Церкви добра и света. Упомянутое предложение подкреплялось цветной картинкой с изображением одетой в белую робу женщины с поднятыми к небу глазами и разведенными в стороны руками, как если бы она собиралась заключить в объятия самого Господа Бога.