Решетников пожал плечами:

– Идее сто лет в обед. Одна чернокожая супермодель выводила в свет олигарха местного значения по точно такой же схеме. Заодно всколыхнула волну нового интереса к себе. А то уже подзабывать начали. А тут страсть с «рюсским медведем»! Любовь всегда очень хорошо продается.

– А что у вас плохо продается? – буркнул Сергей.

Андрей не задумался ни на секунду.

– Правда. Правда всегда и везде продается паршиво. Никому она, бедная, не нужна. Все живут иллюзиями и готовы платить за то, чтобы их не разрушали.

Илюшин отметил, что парень разговорился. Взгляд стал поживее, и присутствовал он теперь в их компании не на одну десятую, а на целых две трети. Макар не мог знать, что Решетников очень доволен тем, как сработал его отвлекающий маневр. Даже сфера не потребовалась.

– Получается, Ринат все-таки говорил правду… – протянул Илюшин.

Быстрый обмен взглядами с Сергеем. Олеся Гагарина утверждала, что нападки Баширова – полнейшая чушь.

– А Грегорович? Он в самом деле перебил ротацию у этого, как его…

– Муриева? Ага. У них аудитория общая, на шестьдесят процентов – бабы за сорок, средний класс. А тут одновременно два концерта сразу, у Муриева и у Богдана. Обычно организаторы всегда разводят такие выступления по времени, а тут Муриев уперся. Захотел доказать, что к нему больше народу придет. Знаете, как наша певческая тусовка выясняет между собой, кто круче?

– Как?

– Говорят «встретимся у кассы». Это универсальный ответ. Кто больше заработал, тот и прав. Муриев давно получает горы золотые. А слава народная все равно достается Богдану. И кое-кому это покоя не дает. Для Муриева дело чести, чтобы у Грегоровича полупустой зал, а к нему все ломятся так, что стены «Олимпийского» трещат. Ну он и запустил рекламу. Если бы она сработала, ему и впрямь удалось бы аудиторию перетянуть от Богдана на свой концерт. Только одного он не учел: когда Стас Кацман пришел новым директором на «Общее радио», первым, кто его вслух поддержал, был Грегорович. Ну, это кулуарные разборки, большого значения не имеют. Просто надо понимать, что когда Богдан по-свойски попросил Стасика накрыть ротацию Муриева медным тазом, ему даже тазик не пришлось с собой приносить. На месте выдали.

Бабкин представил драку между Грегоровичем и неизвестным ему Муриевым. Оба в золотых доспехах, точно гладиаторы, перетягивали канат зрительской любви. Ему стало смешно. Пусть кто-нибудь после этого скажет, что перед ним не цирк! Сплошные подковерные интриги.

– Слушай, а что-нибудь хорошее вы друг другу причиняете?

Он ожидал, что Андрюша огрызнется. Но Решетников принял его вопрос всерьез. Задумался, потер нос и медленно сказал:

– Есть такой журнал «Звезды рядом». А в нем благотворительная рубрика «Лучик». Публикуют фото больных детишек и собирают деньги всем миром.

Из голоса Андрея начисто исчезла злая язвительность.

– С этим журналом тесно сотрудничает наш Витенька.

– Бантышев?

Решетников кивнул.

– И вот однажды приносят ему журнал, чтобы он поставил автограф на первой странице. На экземпляре для поклонников. Бантышев начинает расписываться и видит в «Лучике» фотографию какого-то пацана, для которого набрали сто тысяч. А нужно еще два миллиона. И в тот же вечер он делает перевод. Всю недостающую сумму. Из своих личных средств. А это, между прочим, дофига даже для Бантышева. И никому, ни одной живой душе об этом поступке не рассказывает!

Решетников внимательно посмотрел на Илюшина с Бабкиным, чтобы удостовериться, что они его хорошо поняли.

– У этих людей все работает на пиар. Каждый чих, каждый пук. Все стараются засветиться в благотворительности. А Бантышев просто молча вынимает деньги из кармана – и отдает.

Неувязку заметили и Макар, и Сергей.

– Если ни одной живой душе, откуда ты об этом узнал?

Решетников замялся на пару секунд.

– Журналистка одна рассказала. Лика. Мы с ней выпивали как-то, она и поделилась. Под большим секретом.

Он помолчал немного и добавил.

– А пацана того, кстати, прооперировали. Успешно.

Бабкин пометил себе: проверить историю про благотворительность. Бескорыстие вызывало у него подозрения.

Решетников широко зевнул и потянулся.

– Первый час ночи, однако. Может, покемарить отпустишь, товарищ начальник?

«Играет. Не особо убедительно. Не хочет он спать после сегодняшних событий».

– Иди, – разрешил Макар.

Бабкин озадаченно взглянул на друга. Что, вот так просто возьмут и отпустят этого сомнительного молодчика?

– Только сперва закончи свои сказки Шахерезады.

– Какие? – не понял Решетников.

– Джоник ведь не только на Грегоровича и Медведкину напал. Он и про Бантышева упомянул, и про Вороных, и Кармелиту не обошел…

Макару показалось, что с железным клацаньем опустилось забрало. Человеческое лицо, которое приоткрылось ненадолго в прорези шлема, теперь снова было наглухо закрыто металлической пластиной.

– Про этих не в курсе, – отрезал он. – Про кого знал, про тех рассказал.

– У тебя есть личные отношения с кем-то из присутствующих?

Решетников выпрямился в полный рост. С точки зрения Бабкина, ничего не понимавшего в современной мужской моде, одет он был нелепо: куцые клетчатые штанишки, сверху рубашечка в обтяжку, на рубашечку старушечий кардиган нацеплен. Тем удивительнее, что это смехотворное облачение не помешало ему выглядеть почти грозным.

– Ты о чем это?

Илюшин не испугался.

– О том, что Серегу нанял твой покойный друг и работодатель. Чтобы проследить за тобой. Джоник был уверен, что у тебя с кем-то роман. Это на самом деле так?

Верхняя губа Решетникова вздернулась в волчьей ухмылке.

– А-а, вот оно что. У меня с кем-то роман, поэтому я убил Рината, чтобы… Кстати, чтобы что? – он сделал вид, будто напряженно думает. – Ах, какой облом: у меня все равно не было ни одного повода! Я мог бы просто уйти от него. Джоник не купил меня в собственность.

«Да, он меня не купил. Но он уничтожил бы меня, растер в кровяную пасту, заправил маслом и съел за завтраком, урча и чавкая. После того, что он сотворил с Васей Кротким…»

Андрей пошел к двери. «А на вопрос о романе так и не ответил», – подумал Бабкин.

– Откуда Джоник знал все эти подробности? – вслед парню спросил Макар. – Про Медведкину, про Грегоровича…

Решетников обернулся.

– Это не у меня надо спрашивать.

– А у кого?

Злая улыбка исказила лицо Андрея.

– У покойного.