Он приподнял на прощание шапку — и тут почувствовал что-то тёплое на голове, что-то мягкое.

«Лобош!» — вспомнил он.

Крабат стянул концы платка крест-накрест. Затем у покинутого стола напихал внутрь пирогов с присыпкой и булочек, пока не набил под завязку.

Предложение

Чем ближе подходила зима, тем медленнее, казалось Крабату, текло время. С середины ноября в некоторые дни у него бывало чувство, что оно вообще больше не идёт.

Порой, когда никого другого не было поблизости, он проверял, на месте ли ещё колечко из волос, что ему дала Певунья. Как только он нащупывал его в нагрудном кармане рабочей куртки, его наполняло чувство уверенности. «Всё будет хорошо, — думалось ему тогда. — Всё будет хорошо».

В последнее время редко случалось так, чтоб Мастер на ночь отлучался из дома. Почуял ли он, что грядёт опасность — что за его спиной напряжённо готовится что-то, чего он должен остерегаться?

Крабат и Юро использовали эти немногие ночи, чтобы неусыпно продолжать свои упражнения. У Крабата всё чаще выходило противостоять Юро.

Когда они в очередной раз сидели за кухонным столом один напротив другого, вышло так, что Крабат вытащил колечко из волос из кармана. Ни о чём не помышляя, он надел его на мизинец левой руки. Со следующим приказом, который отдал Юро, Крабат тут же сделал наоборот — это удалось ему так стремительно и легко, что просто удивляло.

— Эй! — заметил Юро. — Было похоже, как будто твои силы вдруг разом удвоились — с чем ты это свяжешь?

— Не знаю, — ответил Крабат. — Получилось случайно?

— Давай обдумаем! — Юро испытующе глядел на него. — Должно быть что-то, что помогло тебе проявить такую неожиданную силу.

— Но что? — рассудил Крабат. — Кольцо — навряд ли…

— Какое кольцо? — спросил Юро.

— Да колечко из волос. Девушка дала его мне, в ярмарочное воскресенье. Я его только что надел — но какая же связь может быть между кольцом и моими силами?

— Не скажи! — возразил ему Юро. — Мы это проверим, тогда будем знать.

Он проверили кольцо, и скоро не осталось никаких сомнений: когда Крабат надевал его на палец, он играючи справлялся с Юро — а когда снимал, всё было как обычно.

— Дело ясное, — заметил Юро. — С помощью кольца ты по-любому одолеешь Мастера.

— Но как так выходит? — спросил Крабат. — Ты, что же, веришь, что девушка умеет колдовать?

— Иначе, чем мы, — сказал Юро. — Есть род колдовства, которому надо кропотливо обучаться — это то, что записано в Коракторе, символ за символом и заклинание за заклинанием. Но ещё есть такое, что растёт из глубин сердца — из заботы о ком-то, кого любишь. Я знаю, что это тяжело постигнуть — но тебе стоит этому поверить, Крабат.

На следующее утро, когда Ханцо разбудил парней и они пошли к колодцу, то увидели, что за ночь выпал снег. Белым стал мир, и снова при этом зрелище их охватило великое беспокойство.

Крабат теперь, конечно, знал объяснение. На мельнице был только один человек, который не мог этого понять — Лобош, который за время своего пребывания здесь вытянулся совсем немного, но всё же из мальчишки четырнадцати лет стал парнем почти семнадцати.

Однажды утром, после того как он в шутку кинул снежком в Андруша и Андруш попытался с ним расправиться — чего, вмешавшись, не допустил Крабат, — однажды утром Лобош поинтересовался, что же, ради всего святого, нашло на их товарищей по работе.

— Боятся, — сказал Крабат, передёрнув плечами.

— Боятся? — спросил Лобош. — Чего?

— Радуйся, — заметил Крабат уклончиво, — что для тебя это пока тайна. Довольно скоро ты узнаешь.

— А ты? — допытывался Лобош. — Ты, Крабат, не боишься?

— Больше, чем ты думаешь, — сказал Крабат. — И не только за себя.

За неделю до Рождества господин кум ещё раз приехал в Козельбрух. Мукомолы выскочили наружу выгружать мешки. Незнакомец не остался как обычно сидеть на козлах: в это новолуние он поднялся с телеги и, хромая, отправился с Мастером в дом. Подмастерья видели, как петушиное перо колыхалось за стёклами, будто в комнате пылал огонь. Ханцо распорядился принести факелы. Молча снимали парни груз с телеги и тащили его в мукомольню. Они засыпали его в Мёртвый Постав, мука бежала в пустые мешки, и они складывали их снова на повозку.

На рассвете незнакомец вернулся к телеге, один, и поднялся на козлы. Перед тем, как уехать, он повернулся к парням.

— Кто Крабат?

Раскалённые угли и трескучий мороз одновременно.

— Я, — сказал Крабат, ощутив комок в горле, и шагнул вперёд.

Возница оглядел его и кивнул.

— Хорошо.

Затем он взмахнул кнутом и с грохотом уехал на телеге.

Мельник скрывался три дня и три ночи в Чёрной комнате.

Вечером четвёртого дня, это был день перед Рождеством, он велел позвать Крабата.

— Мне надо, — начал он, — с тобой поговорить. Для тебя, как я думаю, это едва ли станет неожиданным. Ты ещё волен выбрать, каким будет твоё решение — за меня или против.

Крабат попробовал изобразить наивность.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

Мастер не поверил ему.

— Не забывай, что я тебя знаю лучше, чем тебе бы того хотелось. Некоторые за эти годы уже противились мне: Тонда, например, и Михал — это чтоб назвать только двоих. Придурки, идейные фанатики! Что же до тебя, Крабат, мне хочется верить, что ты умнее. Хочешь стать моим преемником, здесь, на мельнице? У тебя есть нужная жилка для этого!

— Ты уходишь? — спросил Крабат.