Крабат произносит колдовское заклинание — и между орлом и ними громоздятся тяжёлые тучи, серые и густые, горы из тумана.

Орёл пробивает их.

— Вот! — каркает Маршал. — Он идёт в атаку!

Крабат давно смекнул, что это за орёл такой их преследует; его нисколько не удивляет, что тот их окликает.

— Поверните! — кричит орёл, — Или смерть вам!

Он кричит голосом, который Крабат знает. Откуда он знает его? Нет времени задумываться об этом! По его знаку поднимается буря, которая отбрасывает орла, которая должна смести его с неба как метёлку из перьев — но снова не удаётся: орёл султана не уступит любому урагану.

— Поверните! — кричит он. — Признайте поражение, пока не слишком поздно!

«Голос!» — думает Крабат. Теперь он его вспомнил: это голос Юро, голос друга, с которым они вместе работали подмастерьями на мельнице, много лет назад в Козельбрухе.

— Орёл! — докладывает маршал. — Сейчас он нас нагонит!

Внезапно Крабат вспоминает, кому принадлежит и этот голос, что каркает ему в ухо:

— Твоя пушка, мушкетёр! Почему ты просто не пристрелишь это чудовище?

— Потому что у меня нет ничего золотого, чтоб им стрелять.

Крабат рад, ведь это даже правда. Но маршал Саксонии — или кто там ещё сидит позади него — маршал отрывает золотую пуговицу от своего мундира.

— Заряди ею мушкет — и стреляй же!

Юро, орёл Юро, на расстоянии лишь нескольких взмахов крыльев от них. Крабат не думает и во сне убивать его. Он делает вид, что вставляет золотую пуговицу в ствол своего оружия — в действительности он даёт ей выскользнуть из руки.

— Стреляй же! — напирает маршал. — Стреляй же!

Не поворачивая головы, Крабат выстреливает в преследователя из мушкета, через левое плечо: холостым, как он знает, там лишь порох, в стволе нет золотой пуговицы.

Грохает выстрел — и внезапно пронзительный предсмертный крик:

— Крабат! Кра-баа-аат!

Крабат пугается, роняет мушкет, затем закрывает лицо руками и плачет.

«Крабат! — стоит у него в ушах. — Кра-баа-аат!»

Крабат со стоном вскочил. Как так получилось, что один миг — и он сидит здесь за столом, с Андрушем, и Петаром, и Мертеном, и всеми остальными? Как они вытаращились на него, бледные и испуганные — и каждый тут же опускал взгляд, когда замечал, что Крабат смотрит на него!

Мастер сидел на своём месте, будто мертвец, откинувшись назад, молча, словно прислушивался к чему-то вдалеке.

Не двигался и Юро. Он лежал, навалившись на стол, лицом вниз, с раскинутыми руками: ещё несколько мгновений назад — крылами орла, шелестящими крыльями. Рядом с Юро — опрокинутый стакан. Пятно на столе, тёмно-красное — вино или кровь?

Лобош бросился с рыданиями к Юро.

— Он мёртв, он мёртв! — кричал он. — Крабат, ты его прикончил!

Крабат почувствовал комок в горле, он рванул обеими руками рубашку.

Тут он увидел, как Юро шевельнул одной рукой — и потом другой. Медленно, казалось, жизнь возвращалась в его тело. Он оперся на руки, он поднял лицо — круглое красное пятно на лбу, на два пальца выше переносицы.

— Юро! — маленький Лобош обхватил его за плечи. — Так ты всё-таки жив, Юро — ты всё-таки жив!

— А ты что же думал? — заметил Юро. — Мы же всё это просто сыграли. Только башка у меня гудит от выстрела Крабата, в следующий раз пусть кто-то другой изображает этого Ирко, с меня достаточно, я пошёл спать.

Мукомолы рассмеялись с облегчением, а Андруш высказал то, что все они думали:

— Иди-иди спать, брат, иди-иди! Самое главное, что ты это пережил!

Крабат сидел за столом, как окаменевший. Выстрел и крик — и сразу радостная суматоха — как сочеталось одно с другим?

— Прекратить! — вмешался Мастер. — Прекратить, я этого не потерплю, сядьте на место и замолчите!

Он вскочил, он опирался одной рукой о стол, другою сжимал стакан так, будто хотел его раздавить.

— Что вы увидели, — крикнул он, — это был только кошмарный сон, от которого просыпаются — и потом его помнят… Я, однако, историю с Ирко не во сне увидел — я его застрелил! Я убил своего друга, должен был его убить — как это сделал и Крабат, как каждый из вас сделал бы на моём месте, каждый!

Он ударил кулаком по столу так, что заплясали стаканы, он схватил кувшин с вином и стал пить из него, порывисто, жадно. Затем он бросил кувшин об стену и крикнул:

— Идите теперь! Пошли вон, все вон отсюда! Я хочу быть один — один — один!

Хотел быть один и Крабат, он ускользнул с мельницы. Была безлунная, но звёздная ночь. Он шагал через мокрый луг к мельничному пруду — и когда взглянул вниз на чёрную воду, из которой ему навстречу светили звёзды, то ощутил потребность искупаться. Он сбросил одежду, скользнул в пруд и немного отплыл от берега.

Вода была холодной, от этого у него прояснилось в голове — пожалуй, это было ему нужно после всего, что произошло в этот вечер. Десятки раз он нырял и снова выныривал, затем, фыркая и стуча зубами, он развернулся обратно к берегу.

Там стоял Юро с одеялом.

— Ты простудишься, Крабат! Выходи оттуда, что это такое!

Он помог Крабату выбраться на сушу, завернул его в одеяло, хотел его вытереть.

Крабат высвободился.

— Я этого не понимаю, Юро, — сказал он. — Я этого не понимаю — как так я в тебя выстрелил.

— Ты в меня не выстрелил, Крабат — не золотой пуговицей.

— Ты понял?

— Я это предвидел, Крабат, я же тебя знаю, — Юро ткнул его в бок. — Такой предсмертный крик, наверно, ужасно