Сигвалди выпрямился:

– Если это означает, что Маргрет будет в безопасности, так тому и быть; я не хочу и ее потерять.

В дверях нарисовался взлохмаченный вихор Стефауна, и у Сигвалди в который раз все внутри оборвалось, когда сын повторил не дававший ему покоя вопрос:

– Папа, когда придет мама? – Розовые губенки плаксиво скривились. – Она не поцеловала меня «пока-пока».

Растекшаяся по квартире тошнотворная вонь паленого мяса с приближением вечера становилась лишь сильнее, и, казалось, не было никакой возможности к ней притерпеться. Куцый зимний день, ненадолго просочившийся сюда сквозь шторы, давно закончился, но об этом никто не жалел – он мало что давал в дополнение к расставленным по комнатам прожекторным лампам. Свет от них был настолько ослепительно белым, что казался синим; глаза находящихся здесь выглядели абсолютно черными на ненормально бледных лицах, и от этого люди казались даже более потрясенными, чем были на самом деле. Все говорили тише и медленнее; некоторые, прежде чем что-то сказать, прикрывали ладонью рот, будто не желая, чтобы вонь коснулась их языка.

Скоро криминалисты закончат свою работу, увезут отсюда труп, и тогда можно будет открыть окно. Хотя, конечно, один только свежий воздух не в состоянии вычистить из памяти представшую перед их глазами картину.

Видимо, не только Хюльдара сейчас мучило чувство клаустрофобии, хотя он находился здесь уже дольше многих других – прибыл на место вместе с судмедэкспертом и технической группой. Эртла, похоже, совсем забыла держать свою марку человека из стали – она по большей части молчала, на ее лице лежал отпечаток подавленной усталости, характерный в данный момент для всей оперативной группы. То же можно было сказать и о Рикхарде: от него не слышалось ни звука.

Хюльдар сейчас жалел, что вызвал их на место происшествия. Они оба работали без продыха все выходные и имели полное право хоть раз уйти с работы не затемно. Но ни тот, ни другая не предприняли даже слабой попытки уклониться или отбазариться. Эртла как раз снимала носки в раздевалке фитнес-центра, а Рикхард ехал в Мосфельсбайр[16] навестить своих родителей; ему пришлось развернуться на полпути. Однако необходимость возвращения на работу не вызвала у них ни раздражения, ни досады. Эртла прибыла первой и потому смогла выбрать из того, что было нужно сделать, а Рикхарду, когда он появился, вообще не было нужды давать указания. Он словно сам чувствовал, где в нем была наибольшая необходимость; работал молча, не принимая участия в редких, вполголоса, переговорах коллег. На его молчаливость никто не обращал внимания – все остальные были не в лучшем расположении духа.

Никто из находившихся здесь был не в силах изменить судьбу лежавшей на полу кухни женщины, Аустрос Эйнарсдоттир, но все их усилия были направлены на возможность повлиять на судьбу того, кто это совершил, гарантировать, что он получит по заслугам. Злость на него вскипала внутри каждый раз, когда глаза натыкались на изувеченное тело; теперь она заполнила все пространство, буквально плавая в воздухе, – и в этот момент, как казалось Хюльдару, свернулась давящим обручем вокруг его головы.

– Можно ее чем-нибудь накрыть? – Вопрос Эртлы был адресован судмедэксперту, уже не меньше часа сидевшему на корточках у тела убитой. – Я больше не в силах видеть это лицо.

– Я уже заканчиваю. – Тот отложил в сторону блокнот, в котором что-то записывал, и снова взялся за фотоаппарат. – Не так уж много видно на ее лице…

Как и в случае с Элизой, верхняя часть головы потерпевшей была многократно обмотана серебристым скотчем, закрывавшим ей глаза в момент смерти. Возможно, это был своего рода акт милосердия. Такой же скотч использовался для закрепления засунутого ей в рот электрического устройства, которое, видимо, стало причиной ее смерти и которое не давало ей кричать. Таким образом, на голове женщины были видны только части лба, носа и ушей, а также проглядывавшие между мотками скотча щеки. Довольно короткие, жесткие пряди волос стояли торчком, будто она умерла от удара током. Такая смерть, вероятно, была бы гораздо более милосердной…

Эксперт сделал последнюю фотографию и встал.

– Тело можно увозить. Машина уже пришла?

Хюльдар ответил утвердительно, и народ выдохнул с облегчением. Худшее позади. Тело скоро исчезнет из виду – обмотанное скотчем лицо, стоящие дыбом на макушке волосы и ручка электрического устройства, торчащего из ее рта, будто она пыталась его проглотить.

Почему-то Хюльдару было особенно трудно смотреть на пальцы женщины. Они были скрючены, будто та скребла ими в поисках чего-то, что могло предотвратить неизбежное, чего-то, что помогло бы избавиться от штуковины в ее горле и остановить невыносимую боль, по всей видимости, сопровождавшую ее в смертный час. Судя по оставленным следам, судмедэксперт предполагал, что убийца удерживал ее руки ногами.

На обеденном столе были навалены кухонные принадлежности, в их числе большой нож и ножницы, которые он, вероятно, использовал для разрезания скотча. Трудно сказать, собирался ли преступник применять остальные предметы, – возможно, он просто хотел напугать ими женщину. Хотя он и сам по себе уже был достаточно страшен.

Хюльдар постарался представить произошедшее с учетом окружающей обстановки. На полу кухни лежал упавший стул, рядом с ним – лист белой бумаги со странными каракулями: какими-то дробями и расчетами, которые невозможно было понять. Эти записи не были похожи на шифровку, найденную в доме Элизы; они были написаны карандашом, а не вырезаны из газет. Карандаш тоже был найден на полу – рядом с кухонным столом.

По всей видимости, женщина незадолго до гибели сидела на стуле. Было неясно, кто писал эти дроби, она или убийца, – но, судя по почерку, скорее всего, она. Так мог писать человек с завязанными глазами. Видимо, Аустрос упала на пол, когда начались предсмертные конвульсии. По словам судмедэксперта, боль от неподготовленного падения была ничтожной по сравнению с болью во рту и глотке; женщина, скорее всего, даже не заметила падения.

– Можно убирать бумагу, карандаш и кухонные штуки. И отключите от розетки эту чертовину. – Эксперт указал на торчавший изо рта Аустрос черный стержень, наполовину скрытый под скотчем. – Не отсоединяйте удлинитель, просто смотайте аккуратно и положите на тело. Не забудьте пользоваться перчатками, также и когда будете вытаскивать вилку из розетки. И поместите всё в пакеты. – Он вытащил из сумки пачку прозрачных пластиковых конвертов. – Я полагаю, вы в курсе, как их метить?

Хюльдар снова ответил за всю группу. У его подопечных не было желания что-либо комментировать; каждый из них отвечал лишь на вопросы, адресованные непосредственно ему. Настроение было тоскливее, чем на похоронах, и никакого Рикхарда для этого было не нужно. Хотя никто из них не знал убитую, все были расстроены. Впрочем, Хюльдар был доволен такой реакцией – ему не нравилось работать с людьми, для которых убийство было чем-то обыденным.