class="p1">– Но только прошу, господа казаки, форму неприятеля сложить аккуратно, а не выбрасывать и не портить. Нам она еще может пригодиться. – Вихляев строго посмотрел на Свистунова.

– А то как же, вашбродь! Я ее под седло завсегда, любую одежу. Такая потом приятна, даже баба моя так не отгладить. А уж Евсейка на все руки опытна. – Свистунов стал так быстро раздеваться, что Зымаев расхохотался в голос:

– Чаво, Федь, турецкие штанцы псинки придавили!

– Я на тебя погляжу, гриб обабковый. Небось у самого и придавливать неча. Пообрезали в хамама ихнем небось, да, видать, перестарались!

– Ой, да ладна! – смеялся Зымаев, словно смехом из него стала выходить скопившаяся тяжесть.

– Что-что придавили?! Псинки! А-ха-ха! – Вихляев неожиданно и так громко захохотал, что где-то наверху склона опасно зашевелился снег. – Псинки! Ну это ж надо. А я-то, дурак, штудии латинские изучал. И зачем, спрашивается, штудии эти, когда вот просто так – псинки. Засадидь по самы псинки! А-ха-ха! У-ух-ха-ха! – Смех его взлетел до самой высокой ноты.

Штаб-ротмистр повалился на снег, держась за живот. И стал кататься, как ребенок.

Изумленные пластуны переглянулись.

– Чего это он? – Свистунов замер полуголым, уставившись на командира.

– Я ему давеча про смраду рассказал! – Зымаев почесал затылок. – Может, он того! Проникся.

– Дери его мать! Кабы умом не тронулся! – Свистунов направился к Вихляеву. – Ты бы потише, вашбродь. Здеся ведь так громко не регочут.

– А мягкие, пуховыя сисочки у ей… – Кавалерийский офицер запел, подражая казачьей манере. – Ну вы только поглядите, господа. Господа, я вам такое сейчас расскажу. Нет-нет, не сейчас. Это не для дамских ушек. Господа, а вы знаете, как мужские тестикулы называют в народе? Псинками, господа! Вот так вот просто и в самое яблочко! И не нужны эти лукавые знания. Это все лишнее, потому как хлеба не даст. Пять процентов сытых, яйцеголовых ублюдков от праздности своей придумывают знания, пишут книги, заставляют над строками своих стихотворений плакать барышень, пока другие девяносто пять процентов горбатятся в полях, кормят вас, иждивенцев и паразитов. И создают свои знания, господа! Свои книги. Свою, черт подери, латынь, если хотите! И их знания ни в чем не уступают вашим. Даже напротив, куда вы со своей латынью, со своими книгами, со своей накопленной пылью? Если они вас перестанут кормить и одевать, то вы на другой день превратитесь в животных! Разве нет?! Рядом с вами в параллельной плоскости живет другая цивилизация – народная. И там по-своему лечат болезни, по-своему воспитывают детей. Там все по-своему. Они не лезут к нам. Потому что привыкли справляться сами. Но мы без них – дырка от бублика. Псинки. А-ха-ха. Как все просто. – Смех вдруг сорвался в тяжелое рыдание, а потом перешел в тихий плач. И снова взорвался хохотом.

– Точно умом тронулся! – Свистунов присел на корточках рядом со штаб-ротмистром.

– Да ты б на себя поглядел. Ничего не тронулся. Вот не думал, что их благородие так от псинок взволнуется! – Зымаев опрокинулся в седле назад и во все горло расхохотался.

Свистунов сжал губы, чтобы удержать смех внутри. Но тот стал выходить через нос, словно из гулкой трубы. Поднялась грудь, и выперли сквозь рубаху ребра. Давил в себе этот смех, не зная, зачем. Но тот все равно выплеснулся. Полетел к горе на рога!

Они хохотали втроем, как нашкодившие хлопцы около бани в женский день!

Удивляя притихших лошадей и набыченные горы, поднимая из гнезд птиц и пробуждая под снегом деревья. Хохотали до слез и до упаду, хохотали каждый о своем и каждый за того, кто навеки остался в этих Понтийских горах.

– Федька! Епт!.. – Зымаев вскинул голову.

Наверху проснулся огромный ком рыхлого снега и стал, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее катиться вниз, с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Он приближался, вздымая вокруг себя белые клубы, стаскивая с насиженных мест мелкий кустарник и деревца.

Зымаев столкнул Свистунова и Вихляева в сторону, ударил по крупам двух коней. Те словно очнулись и рванулись по тропе. Схватил за удила растерявшуюся лошадку и потащил за собой.

– Зымаев, оставьте! Бегом из-под лавины! – кричал штаб-ротмистр, быстро отступая из смертельного коридора.

– Не, вашбродь. Чего добру пропадать! Я… Эх…

Лавина подбросила казака вверх. И понесла с ожесточенной скоростью по склону горы. Сверкнули черные упрямые глаза. Далеко вперед унеслась мохнатая шапка. Рядом с головой крутилась лошадиная морда, напуганная и одновременно удивленная. Свист. Громкий шелест. Глухой стук.

Падение снега длилось пару минут. И горы вновь разразились глубокой тишиной.

Вихляев открыл глаза. Темнота. Пошевелился. Попробовал ударить рукой. О чудо! Кисть легко вышла наружу. Ее тут же схватила шершавая горячая рука.

– Живой, вашбродь?

– Да вроде, – отплевываясь от снега, ответил штаб-ротмистр.

– Нас, вишь, краем цапануло, а Зымаева утащило! Ну, может, сдюжит еще!

– Сдюжит. Обязательно сдюжит!

– Досмеялись, чертяки! – Свистунов сунул в рот кубанку и тихо завыл.

Вихляев молчал, не зная, куда деть свою, вдруг ставшую угловатой, плоть!

Пять лошадей стояли поодаль на тропе, терпеливо глядя на двух растерянных мужчин.

И словно из ниоткуда, тихий голос:

– Руки вверх! – произнес на турецком.

Вихляев и Свистунов подчинились. Замерев как вкопанные.

– Кто такие? – опять зазвучал голос так же тихо и твердо.

– Русский офицер, штаб-ротмистр Алексей Вихляев с особым поручением от русского командования Причерноморской группой!

Шаги по россыпи мелких камней. Перед Вихляевым возник чернобородый человек с завязанным платком вокруг головы.

– Я грек, Василеос Анфопулос! – Чернобородый опустил винтовку. – Добро пожаловать в наши края.

– Значит, мы к вам. Принимайте обоз с оружием. Не весь, правда! – Дрожащая рука потянулась за отворот шинели и нащупала в нагрудном кармане трубку генерал-лейтенанта Ляхова. – Дал себе слово не курить, пока не доставлю обоз. Разрешите?

Анфопулос вынул из-за кушака кисет и развернул.

– Попробуй моего, офицер!

– С удовольствием!

Вихляев закурил, сделал затяжку и разразился надрывным кашлем. Грек улыбнулся.

– В горах нельзя громко. А вы ржали как лошади. Хотели вас сразу убить, как заметили, но вы стали снимать с себя турецкую форму. Потом, когда увидели на вас русские погоны, поняли, что друзья. Мои люди пошли уже доставать ту лошадь и твоего казака. Даст Господь, может, живой еще!

– На карте отмечен впереди еще один турецкий пост?

– Его нет уже! – Анфопулос не спеша курил, сидя рядом с Вихляевым на камне, и смотрел сузившимися от солнца глазами на копошащихся внизу людей. – Повезло. Лавина маленькая совсем оказалась. Оружие нам очень нужно.

– Я потерял почти всю группу! – зачем-то сказал Вихляев, крутя в руках генеральскую трубку.

– Подожди еще! Горы умеют возвращать! – тихо ответил грек.

Глава 13