— Знаю, что не понимаешь. Для того, чтобы понимать,эволюция не дала тебе достаточного количества извилин. Послушай, если хочешьнаперегонки, предлагаю вдоль берега. Вон туда. До Порфирового Моста, третьегопо счету. Потом через мост на другой берег, дальше — вдоль берега по течению,финиш у впадающего в реку ручья. Ты готова?

— Всегда готова!

Он криком послал жеребца вперед, и тот рванулся как ураган.Не успела еще Кэльпи стартовать, а он уже был далеко. Жеребец шел так, чтоземля дрожала, но с Кэльпи сравняться не мог. Она догнала его быстро, еще передПорфировым Мостом. Мост был узкий. Эредин крикнул, и жеребец, что казалосьсовершенно невероятным, помчался быстрее. Цири моментально сообразила, в чемдело. На мосту ни за что не уместились бы две лошади. Одна должна былазадержаться.

Но задерживаться Цири не собиралась. Приникла к гриве, иКэльпи стрелой вырвалась вперед. Отерлась о стремя эльфа, влетела на мостпервой. Эредин вскрикнул, жеребец встал на дыбы, ударился боком об алебастровуюстатую, свалил ее с цоколя, рассыпав в пыль.

Цири, хохоча, как упырица, не оглядываясь прогалопировалачерез мост.

У ручья спешилась и подождала.

Он подъехал через минуту, шагом. Улыбающийся и спокойный.

— Мои поздравления, — сказал кратко, слезая слошади. — И кобыле, и амазонке.

Хоть гордость и распирала Цири как павлина, она лишьпренебрежительно фыркнула.

— Ну что? Не придется тебе нас взнуздывать железом докрови?

— Разве только с твоего согласия, — двусмысленноулыбнулся он. — Есть кобылы, которым по душе грубая ласка.

— Совсем недавно, — она заносчиво поглядела нанего, — ты приравнял меня к перегною. А теперь уже заговорил о ласках?

Он подошел к Кэльпи, прошелся рукой, пошлепал ее по шее,покачал головой, убедившись, что она сухая. Кэльпи дернула головой и протяжновзвизгнула. Эредин повернулся к Цири.

«Если он и меня пошлепает, — подумала она, — топожалеет».

— Пойдем со мной.

Вдоль впадающего в реку ручья, что сбегал с крутого, густоворосшего лесом склона, наверх вела лестница, выложенная плитами омшелогопесчаника. Ступени были весьма преклонного возраста, многовековые,потрескавшиеся, испещренные щелями от корней деревьев. Лестница шла зигзагами,то и дело пересекала ручей. Их окружил лес, дикий лес, полный старых деревьев —ясеней и грабов, тисов, яворов и дубов, ближе к земле опутанных зарослямиорешника, тамариска и смородины. Пахло полынью, шалфеем, крапивой, влажнымикамнями, весной и плесенью.

Цири шла молча, не спеша, контролируя дыхание, и следила занервами. Она понятия не имела, чего от нее хочет Эредин, но предчувствия былине из лучших.

Рядом с очередным водопадиком, шумно сбегающим с каменногопорожка, располагалась каменная терраса, а на ней, в тени большого куста дикойсирени, стояла беседка, увитая плющом и традесканцией. Внизу виднелись кроныдеревьев, лента реки, крыши, перистили и террасы Тир на Леа.

Они немного постояли.

— Мне так и не сказали, — первой нарушила молчаниеЦири, — как называется эта река.

— Easnadh.

— Вздох? Красиво. А ручей?

— Tuathe.

— Шепот. Тоже красиво. Почему никто не сказал, что ввашем мире живут люди?

— Потому что эта несущественная информация не имеет длятебя никакого значения. Войдем в беседку.

— Зачем?

— Войдем.

Первое, что она увидела, был деревянный топчан. Цирипочувствовала, как в висках стучит кровь. «Ну конечно, — подумалаона, — можно было ожидать. Читала же я в храме роман Анны Тиллер о старомкороле, юной королеве и жаждущем власти претенденте-князе. Эредин безжалостен,самолюбив и решителен. Знает, что истинный король, истинный владыка — тот, укого в руках королева. Он настоящий мужчина. Кто обладает королевой, тотобладает королевством. Здесь, на этом топчанчике, будет положено началогосударственному перевороту…»

Эльф присел за мраморный столик, указал Цири на второй стул.Вид из беседки, казалось, интересует его больше, чем она, а на топчан он иглазом не повел.

— Ты останешься здесь навсегда, — заговорил оннеожиданно, застав ее врасплох. — Ты, моя амазонка, легкая как мотылек.останешься здесь до конца твоей мотылиной жизни.

Она молчала, глядя ему прямо в глаза. Глаза не выражалиничего.

— Тебе не позволят отсюда уйти, — повторилон. — Они отмахнутся от того, что вопреки пророчествам и мифам ты — никтои ничто, существо, абсолютно ничего не значащее. Они не поверят в это и недадут тебе уйти. Они обманули тебя посулами, чтобы обеспечить твое послушание,но и не думали своего обещания выполнять. Никогда.

— Аваллак'х, — хрипло проговорила она, — далмне слово. И сказал, что сомневаться в слове эльфа — для него оскорбление.

— Аваллак'х — ведун. У ведунов свой кодекс чести, вкотором каждая вторая фраза говорит о том, что цель оправдывает средства.

— Не понимаю, зачем ты все это говоришь. Или… чего-тоот меня хочешь? Похоже, у меня есть нечто очень нужное тебе. И ты намеренпоторговаться. Что, Эредин? Моя свобода взамен за…

За что?

Он долго смотрел на нее. А она напрасно искала в его глазахкакое-нибудь указание, какой-нибудь сигнал, знак. Хоть что-то…

— Ты наверняка, — медленно начал он, — ужеуспела немного узнать Ауберона. Наверняка заметила, что он невероятночестолюбив. Есть многое, чего он не одобрит никогда, с чем никогда несогласится. Скорее умрет.

Цири молчала, покусывая губы и поглядывая на топчан.

— Ауберон Муиркетах, — продолжал эльф, —никогда не обратится к магии либо иным средствам, которые могут изменитьположение дел. А такие средства есть. Хорошие, сильные, гарантированныесредства. Гораздо более эффективные, нежели атрактанты, которыми слугиАваллак'ха насыщают твою косметику.

Он быстро провел рукой над темной с прожилками поверхностьюстола, а когда отвел руку, на столе остался маленький флакончик изсеро-зеленого нефрита.

— Нет, — прохрипела Цири. — Ни в коем случае.На это я не согласна.

— Ты не дала мне закончить.

— Не считай меня дурочкой. Я не дам ему того, что вэтом флакончике. И не надейся!