произошло на трехдневных учениях поблизости богатого армянского села. Наши палатки были расставлены, буквально, в сотне метров от ближайших домов и, как это часто бывает, службы полевого обеспечения постоянно запаздывали с подвозом воды, что в жарких летних условиях Армении особо мучительно. В ближайшем к нам доме хозяева, сославшись на отсутствие воды в колодце, отказали нам, направив к соседям. Следующий дом стоял в метрах тридцати. Узнав, что соседи нам отказали, старый армянин презрительно сказал: — Не повезло вам, ребята, колодец там хороший, но вы напоролись на самую жадную семейку в Арагаце: какая там вода? — у них крошку хлеба не выпросишь!

В общем, не пожалел нам старик водицы, пригласил, когда надо, смело заходить к нему.

А утром следующего дня мы были разбужены страшным ором, доносившимся со злополучного скряжнического дома. Бесновались мужики, голосили женщины. Смотрели в сторону наших палаток и махали кулаками. Оказывается, в первом же набранном утром ведре они обнаружили воняющую мылом воду. Кто-то не пожалел бросить в их колодец кусок хозяйственного мыла. А может, и целых два. В таких случаях остается одно: проводить очистку колодца. Для начала, вычерпать всю воду, найти, если осталось, нерастворившееся мыло, а после очистить специальным скребком стены колодца. — Жестокая справедливость, — скажете вы, и я соглашусь. Но — справедливость. Угадайте с трех раз, чья это была идея? Вы правильно поняли…

Я обратил внимание, что Димин друг не принимает участие в разговоре. Спросил, служил ли он. Да, служил. Заметил, как они быстро переглянулись. Понял, что про такую службу лучше не распространяться.

После армейских воспоминаний, отмеченных несколькими рюмками водки, перешли к делу. Общая картина такова: находящийся в бегах Керимов набрал новую команду отъявленных отморозков, которыми пренебрегли другие ОПГ, хочет восстановить свои позиции и поквитаться с руководством Херсонского КГБ, крышевавшим обком партии в истории с Дининым магазином. Оказывается, они не работали против милиции, как мне представил это дело Петровский, а, наоборот, контролировали и подчищали за ними ошибки. Так что коричневая папка, которую я передал им, пришлась весьма кстати. Вот откуда расположенность ко мне, вербовка, восстановление в партии и назначение директором. Керимов жаждет мести. Он собирает в Ялте воровскую сходку союзного значения, на которой поставит вопрос устранения председателя КГБ Коробова.

Высшее руководство госбезопасности не желает скандала, связанного с убийством криминальным миром своего сотрудника такого уровня. Генсек Андропов требует наказать оборотня в полковничьих погонах, но сделать это без излишней огласки. Он должен просто исчезнуть. Моя задача как агента-осведомителя встретиться с Коробовым и лично сообщить ему о намечающейся сходке в Ялте и ее повестке.

— Ну и что с этого, допустим, узнает про сходку, и что дальше?

— Начнет метаться в попытках предотвратить нежелательное для него развитие событий. Засветит себя по полной программе, даст моральное право расправиться с ним как с предателем.

— Встретиться с ним я, в принципе, могу. Но как объяснить ему, откуда я узнал о предстоящей сходке? Где я — директор школы, и где — воровская малина? Как себе это представляют те, кто послал тебя с таким предложением?

— Как раз это — самое простое, — спокойно сказал Дима. — Получено разрешение на то, чтобы ты рассказал о нашей совместной службе и о встречах в последнее время. Скажешь, что в компании зашел по пьяни разговор о Дине и ее матери, и я открыл тебе глаза на то, что происходит.

Все, что будет дальше, не твоя забота. По сути, главный заказчик убийства Дины — не Керимов, всего лишь выполнявший волю председателя КГБ, а сам Коробов. Сделаешь это и можешь спать спокойно, ты отомстил за смерть близкого тебе человека.

Рассказал Диме, про камею на шее супруги сотрудника КГБ. — Тебе нужны ещё какие-то доказательства? — спросил он. — Кстати, кажется, это я упустил. Информацию передашь через Петровского. О твоем участии в этой комбинации должны знать третьи лица. Ты действуешь совершенно открыто.

Я сказал, что мне надо хорошенько подумать. Наутро Дима с приятелем уехали.

Гл. 25

Если всё хорошее рано или поздно кончается, то моя беда в том, что у меня всё лучшее проходит исключительно быстро. Мое счастье продлилось менее полугода. Нет-нет, Марта была безукоризненна: она встречала меня улыбками и провожала поцелуем; интересовалась моими делами (только потом я понял, что она всего лишь делала вид); практически, без моей помощи получила права вождения и полюбила дочкину «Волгу» как родное существо, наматывая непонятно куда тысячи километров; в моменты близости думала больше обо мне, чем о собственной эйфории, вызывая тем у меня чувство стыдливой благодарности. Я был готов ради нее на все — ей ничего от меня не было надо. И это меня ужасно отрезвляло, как понимание того, что не дано нам когда-нибудь стать одним целым. При всей внешней открытости, её внутренний мир был для меня за семью замками.

***

А потом пришел день, когда ее телефон не ответил. Я был у нее дома, приготовил ужин, названивал ей весь вечер, но абонент был вне сферы доступа. Вспомнил рассказ Дины про болезнь матери. Неужели повторилась? Не знал, что делать. Звонить в милицию? Как-то неудобно. Почти до утра искал ее на машине по безлюдным ночным улицам города. Позвонил в школу, сказал, что меня не будет, простудился. К полудню не выдержал и стал обзванивать приемные покои больниц и морги. К вечеру Марта вернулась.

Открыла дверь своим ключом, по звукам телевизора поняла, что я дома, но не зашла в комнату, а прямиком направилась в ванную, оставив на полу у входа небрежно брошенную одежду.

Я подошел к двери, услышал шелест струй душа, поднял юбку и зачем-то поднес её к лицу. Легкий запах родного тела, терпкий — Мартиных духов, смешанный с алкоголем.…

Пошел в кухню собрать что-нибудь на ужин. Не знал, как себя вести. Что ей говорить! И что скажет она?

Пришла после ванной. На халатике кое-где влажные пятна. Увидела на столе еду, сказала — спасибо. В глаза не смотрела. Подошла к балкону, долго молча глядела на улицу. Потом обернулась ко мне, на глазах слезы. Медленно, сомнамбулически приблизилась и обняла, уткнув пахнущую ромашковым шампунем голову мне подмышки. Я прижал к себе её теплое тело и не задал ни одного вопроса. Ей было плохо. Мне еще хуже. Начинался новый этап нашего совместного бытия.

***

Сходил в медицинскую библиотеку на Суворовской и ознакомился с психическим отклонением — синдромом бродяжничества, выражающимся неожиданным и необоснованным покиданием дома и последующими скитаниями. И вот что узнал.

Эта напасть