ПРЕВРАТНОСТИ ГОРЯ

Но на этом история не заканчивается. Спустя 55 лет произошло то, чего я боялся всю свою жизнь: умерла моя мать. Несмотря на то, что в течение нескольких лет я морально готовился к ее уходу, он потряс меня куда больше, чем я ожидал. Я думал, что предшествующие смерти страдания смягчают боль утраты, но оказалось, что они – ничто по сравнению с тем, что я испытал, когда она действительно умерла. Я обманывал себя, думая, что морально готов к ее смерти. Говорят, что «потеря матери – первое горе, выплакиваемое без нее». Отчасти я был даже удивлен силой своей реакции. Кроме того, я – как, видимо, и многие другие на моем месте – переживал из-за того, что мог бы сделать гораздо больше при ее жизни. Я чувствовал себя виноватым. Я столько всего не успел сказать и спросить! А теперь задавать вопросы некому. Я осознал, что к страху смерти примешивается горечь от того, что смерть лишает нас возможности по-настоящему проститься с любимым человеком, оставляя неудовлетворенной потребность в логическом завершении.

Когда мне сообщили о смерти матери, я испытал бурю эмоций. Меня переполнили печаль, уныние, чувство вины, одиночества и глубочайшей тоски. Но самое поразительное было то, что я отказывался верить в окончательность ее смерти; я не мог признать, что потерял ее навсегда, что больше никогда не услышу ее голоса. И в то же время я словно оцепенел. Я продолжал существовать, но почти ничего не чувствовал. Я испытывал нечто похожее на деперсонализацию. Обычно я веду очень активную жизнь, но тогда потерял всякий интерес к внешнему миру. Я прекратил какую бы то ни было деятельность. Я чувствовал себя парализованным. Для меня перестало существовать что-либо, кроме моего внутреннего мира.

Оглядываясь в прошлое, теперь я понимаю, что, укрывшись от внешнего мира и полностью погрузившись в собственные страдания, я пытался восстановить свое психическое здоровье. Я переоценивал то, что уже никогда не будет прежним. Конечно, мое состояние можно было рассматривать как отрицание случившегося и отказ верить в смерть матери. В голове продолжали появляться путаные мысли. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Может быть, это просто кошмарный сон? Я продолжал искать свою мать. Я часто вспоминал и представлял ее. Я видел ее тело в похоронном зале. При воспоминании об этом меня снова охватывало чувство страха и глубочайшей печали, вызванное зловещим сочетанием знакомого и незнакомого, притяжением мертвого тела, которое раньше было моей матерью, и одновременным желанием отшатнуться от него. Бывало, я слышал ее голос, но тут же понимал, что это лишь игра воображения. В памяти до сих пор оставались ее предостережения. О ней мне напоминало буквально все вокруг: предметы, ситуации, встречи. И еще мне вспоминались другие смерти – особенно моей бабушки, близкого родственника и двоих друзей.

Как это ни странно, но глубочайшие страдания, связанные с потерей матери, означали, что она постоянно присутствовала в моем внутреннем мире, как никогда раньше. Скорбя, человек сосредоточивает свое внимание на определенном человеке, чтобы смириться с его окончательной утратой. Я осознал тот факт, что, хотя для выживания нам действительно требуются воздух, пища, вода, одежда и укрытие, но точно так же мы нуждаемся во взаимоотношениях с другими людьми. Мало кто способен преуспеть при полном отсутствии близких отношений с людьми, местами, вещами... Я всегда воспринимал свою мать как данность и только сейчас понял, как много значило ее присутствие для моего психического равновесия.

Мое тогдашнее состояние походило на американские горки – только эмоциональные. На глаза то и дело набегали слезы, и мне с трудом удавалось сдерживать их. Я почти не владел собой, и это было тяжело. Все, что так или иначе было связано с матерью, вызывало у меня новый приступ горя. Оглядываясь в прошлое, я рассматриваю этот период как борьбу за поддержание эмоциональной связи с матерью и одновременно осознание реальности утраты. Я понял, что, скорбя, человек учится жить со своей потерей. Мне пришлось признать – не только разумом, но и сердцем, – что смерть есть неотъемлемая часть жизненного цикла. Но мы не забываем умершего и не перестаем его любить. Воспоминания о нем остаются. Задача человека – принять смерть и связанное с ней чувство потери и продолжать жить дальше.

Интересно, что, пытаясь справиться со своим горем, я вспомнил картину Эдварда Мунка «Умершая мать». Я всегда считал ее поразительным и бередящим душу произведением искусства. Смерть и болезни преследовали Мунка в течение всей жизни. Когда он был совсем маленьким, от тяжелой болезни умерли его младшие брат и сестра, одна из сестер страдала душевным расстройством. Еще один брат скончался спустя всего несколько месяцев после женитьбы. Родителей Мунк тоже потерял рано – его мать сгубил туберкулез, когда Эдварду было всего пять лет. Мунк и сам часто болел.

На картине изображена маленькая девочка, которая стоит спиной к матери, лежащей на смертном одре. Она - одна-одинёшенька, и рядом нет никого, кто разделил бы ее одиночество. Глаза девочки широко открыты, лицо искажено гримасой ужаса, а уши зажаты руками, словно она отказывается верить в происходящее. Кажется, что она вот-вот закричит, – и в этом смысле эта картина напоминает другую известную работу Мунка «Крик». В картине «Умершая мать» я нашел отражение собственных чувств, которые испытал после смерти матери.

Я ступал по незнакомой земле, где каждый шаг отдавался всепоглощающим чувством боли и утраты. Я не мог думать ни о чем ином, кроме своей матери. Я чувствовал ее присутствие как никогда раньше. Меня одолевали горечь, чувство вины и сожаления. Я клял себя на чем свет стоит за то, что сделал или, наоборот, не сделал при ее жизни. Мысли вроде «Я должен был делать гораздо больше» не шли у меня из головы. Сколько раз я мог бы поступить по-другому, «если бы только знал». Разумом я понимал, что моя скорбь была необходимым этапом перед возвращением к повседневной жизни, я должен был отделиться от матери, приспособиться к миру без нее и сформировать новые отношения. Но я еще не был готов к этому.

Я осознал, что горе – это внутреннее состояние переживания потери. Оно является неотъемлемой частью жизненного опыта и представляет собой комплекс эмоциональных, когнитивных и поведенческих реакций в ответ на смерть близкого человека. Траур же выставляет горестные переживания наружу. Это официальная форма реагирования на смерть, включающая отпевание, поминки, ношение определенной одежды и другие ритуалы. В некотором смысле траур можно рассматривать как «выставление горя напоказ». Похороны – это ритуал, направленный на то, чтобы поддержать живых и разделить между ними горечь утраты.

Смерть матери заставила меня понять, до какой степени горе и скорбь являются частью человеческого бытия. В процессе этих болезненных переживаний человек осознает, насколько дорог ему был тот, кого больше нет в живых, и какое влияние оказывал на него усопший как при жизни, так и после смерти. Кроме того, он испытывает сильнейшие чувства, вызванные ощущением несправедливости случившегося и тоски по безвозвратно ушедшему любимому человеку.

Постепенно я начал сознавать, что в современном обществе принято скорее дистанцироваться от горя, нежели принимать его. Поэтому горевать довольно сложно. По реакции окружающих мне стало ясно, что страдания не приветствуются. Считается, что люди (особенно, мужчины) должны проявлять выдержку. Плакать стыдно. В конце концов, мужчины не плачут. Слезы считаются признаком слабости. Страдание должно быть молчаливым. Нам советуют «продолжать» делать то, что мы делали, и максимально занять себя работой. Таким образом, я должен был либо страдать в одиночестве, либо каким-то образом избавиться от горестных мыслей, подавить их. Если бы я выражал свое горе открыто, меня бы сочли «слабым», «безумным» или «поглощенным жалостью к себе». Горе нужно было преодолеть. Но я все явственнее осознавал, что любые попытки замаскировать печаль или избавиться от нее приводят к еще большей внутренней тревоге и смятению. На самом деле «проявлять выдержку» не только сложно – это значит подавлять и сдерживать собственные чувства, которые в будущем обязательно вырвутся наружу, причем совершенно неожиданно для нас. Поэтому я не запрещал себе изливать горестные мысли, чувства и воспоминания в слезах.