– Ты сумасшедший, – решила Мэд, но губы ее дрогнули и озарились слабой улыбкой. – О чем ты говоришь?

– О нашем будущем.

Гельмут крутил головой, глядя то на меня, то на Мэд и, по-моему, не очень въезжал в смысл, хотя мы, как всегда, говорили по-немецки.

– До этого будущего очень далеко, – стала выводить меня на нужную тему Мэд. – Если благодаря тебе нас упрячут за решетку, то лет десять с женитьбой тебе придется подождать.

– Я сделаю все, чтобы вас не посадили.

– Как?! – в один голос спросили псевдо-родственники.

– А на основании чего вас посадят? – послал я встречный вопрос.

– На основании этого, – не совсем уверенно ответила Мэд и постучала ладонью по вибраму.

Я снисходительно улыбнулся.

– А допустим, что ты сейчас оденешь другие сапожки, а вибрамы, протерев тряпкой, выкинешь на мусорную свалку. Кто в этом случае сможет доказать, что они принадлежат тебе?

Я не ожидал, что Мэд так бурно отреагирует. Лицо ее исказилось так, словно она увидела падающую на нее лавину. Опустила голову, глядя на вибрамы, крикнула, как от нестерпимой боли, и что есть силы ударила ботинком по стене.

– Черт возьми! Меня досматривали в Шереметьево! Ты же сам сказал, что тебя поставили следить за нами. Значит, уже на таможне знали про контейнеры! Меня наверняка снимали на пленку, а вибрамы просвечивали!! – кричала она, чуть ли не разрывая шнуровку и стягивая ботинок с ноги.

Она стащила правый вибрам, отстегнула "кошку", быстро осмотрела подошву и горестно усмехнулась.

– Я пропала! – стала всхлипывать Мэд, затем вскочила, босая на одну ногу, прыгнула ко мне и с размаху залепила пощечину. – Предатель! А еще говоришь о любви! Ты все это время обманываал меня, смеялся надо мной! Ненавижу, ненавижу тебя!

Я прикрывался от града ударов. Надо сказать, ручка у Мэд была еще та, и если бы я не ушел в глухую защиту, то моя физиономия мало бы чем отличалась от глушковской.

– Да остановись же ты! – крикнул я, потеряв терпение. – Как русская, в самом деле! У тебя ведь должен быть нордическмий характер!..

– Пошел ты! – устало и почти безразлично сказала Мэд, опуская руки и оставляя меня в покое. Она хромала – босая нога была короче обутой. Подобрала вибрам с пола, упала на матрац лицом вниз и замерла.

Я сел рядом, провел ладонью по спутавшимся волосам.

– Ты меня не дослушала, – сказал я. – Да, ситуация неважная, здесь, на Приюте, под видом альпинистов, ночюют два оперативных работника. Тебя хотят взять с поличным, когда ты будешь передавать вибрамы сообщнику Магомета Шаттуева. Пока ты этого не сделаешь, никто не сможет предъявить тебе обвинение.

Мэд не реагировала. Зато Гельмут, поняв, что при любом раскладе выйдет сухим из воды, оживился, подсел к нам и тоже стал гладить Мэд, но его руку она тотчас сбросила со своей головы.

– Что мне делать? – наконец прошептала девушка.

– Первым делом надо избавиться от этих ботинок, – сказал я. – Выкинуть их на свалку, закопать в снег и ни под каким предлогом не стала подходить к связному.

Мэд приподняла голову, села, вытирая нос платком.

– Правильно, – согласилась она. – Это выход. Преступление ведь еще не совершено, за что ж меня судить?

– Именно! – вскрикнул я. – Умница!

– Быстрее, главное – быстрее! – шептала Мэд, расшнуровывая второй вибрам. – Но, черт возьми, куда мы их выкинем?

– Надо выбить окно и выкинуть их на снег, – предложил Гельмут.

– Это не дело, – покачал я головой. – Не дай бог связной случайно найдет их и подберет. Тогда факт передачи порошка, как говорится, налицо.

Покусывая губы, Мэд осматривала комнату.

– За матрацы?

Я снова покачал головой.

– Господи, а в чем же я буду ходить? – воскликнула Мэд, глядя на босые ноги. – Свои сменные сапожки я выкинула вместе с рюкзаком.

– Давай сюда! – Я выхватил из ее рук вибрамы, отстегнул вторую "кошку" и сунул их в полиэтиленовый пакет, который нашел в углу. – При первой же возможности я выброшу их в мусорную яму. А еще лучше – в туалет. И никто не сможет предъявить тебе обвинение.

– Да, – согласилась Мэд и прижалась к моей руке. – Сделай это, пожалуйста! Ты же не бросишь меня в беде, правда?

– Правда, – подтвердил я, целую девушку в лоб.

Именно в этот момент в коридоре скрипнула панцирная сетка, и распахнулась дверь. На пороге, с автоматом в руках, бледная, как Эльбрус, стояла Лариса.

– Что-то с Глушковым случилось, – сказала она. – Я полчаса стучалась к нему – не открывает. Сами с ним разбирайтесь, а я умываю руки.

31

Я с пакетом в руках первым кинулся в коридор, следом за мной босоногая Мэд, затем Лариса. Хромой Гельмут, опасаясь, что может опаздать навсегда, запрыгал за нами на одной ноге, придерживаясь руками за стены. Лестница задрожала от нашего топота. Рыжебородый мужчина в белом свитере неожиданно появился в проеме дверей второго этажа.

– Скажите, а по какому поводу…

Он не договорил, так как был отброшен мною в угол лестничной площадки. Мэд, которая бежала в шерстяных носках, занесло на полированных напольных плитках, и она угодила незнакомцу в объятия. Лариска заняла ее место в нашем строю и принялась подталкивать меня в спину, хотя я бежал и без того достаточно резво. У нас было несколько секунд на то, чтобы перекинуться словами.

– Всего один альпинист не имеет пары. Живет в тридцать первом номере на третьем этаже. Его зовут Богдан Немовля, – сказала мне в спину Лариса.

– Он там один?

– Да. Рюкзак с баксами я закопала у фундамента трубы, внизу за Приютом.

Мы подбежали к двери. Оба дышали, как загнанные лошади – высота четыре двести, как-никак. Я постучал.

– Глушков, открой! Это Ворохтин!.. Ты слышишь меня?

Я двинул по двери еще пару раз кулаком и добавил ногой. Никакого результата.

– Надо ломать, – предложила Мэд, подкатив к нам по скользкому линолеуму, как на коньках, и бесцеремонно втиснулась между мной и Ларисой.

– Что вы говорите? – переспросила Лариса таким тоном, будто хотела дать понять, что иноземцам слова никто не давал.

– Стас, – сказала мне Мэд. – Скажи этой дуре, чтобы не толкалась бедрами, не то я сейчас ее толкну!

Я еще раз двинул по двери ногой, хотя понимал, что, скорее всего, уже никто не откроет.

– Стас, друг мой! – жалобным голосом позвал из другого конца коридора Гельмут. Скачки по лестнице на одной ноге окончательно доконали его, и он, привалившись к стене, как умирающий от жажды к источнику, жадно хватал воздух губами.

– Вам помочь? – услужливо подсокчил к нему незнакомец в белом