– Нужен топор, – сказал я по-русски, но неизвестно кому конкретно.

– Ну-ка, отойди! – проявила активность Мэд и сделала несколько шагов назад, прицеливаясь к двери.

– Слушай, чего эта лошадь тебя руками трогает? – ревниво возмутилась Лариса, демонстративно продолжая стоять напротив двери. – Пусть у себя в Германии кого хочет лапает.

– Стас, – предупредила Мэд, уже приняв стойку тарана. – Скажи этой курице, чтоб отошла, не то случайно пришибу.

Гельмут, опираясь о плечо незнакомца, приковылял к нам и тоже попытался протиснуться ближе к двери, но Лариса держала оборону стойко.

– Господа! – снова подал голос белый свитер. – А что все-таки происходит?

Все скрипнули зубами, а Мэд нетерпеливо переступила с ноги на ногу, как беговая лошадь перед заездом. Незнакомец был здесь явно лишним. Однако мне так не показалось.

– А вы, собственно, кто? – спросил я, не поднимая глаз.

– Рудольф Кузнецов! – охотно представился свитер.

– Из какой команды?

– Самара.

– Стас Ворохтин, начальник спасотряда, – назвал себя я и пожал руку Кузнецова. – Ты случайно не врач?

– К сожалению, инженер, – вздохнул Кузнецов.

– Тяжелый случай, – согласился я. – Оставайся с нами, будешь свидетелем.

Мэд, все еще стоя на старте, стреляла глазами то в дверь, то в нежданного Кузнецова, будто не могла решить, какой из двух объектов сначала выбрать.

– Чего ждем? – поторопила меня Лариса. – Надо ломать.

– Стас, – сквозь зубы процедила Мэд, – здесь, по-моему, много посторонних.

– Я согласен с Илоной, – тоже по-немецки отозвался Гельмут. – К чему нам лишние свидетели? Если Клюшкофф умер, то мы сможем это засвидетельствовать без Ларисы и этого молодого человека.

– Что вы там про меня накаркали? – вспенилась Лариса, разобрав только свое имя и, подбоченив руки, повернулсь к Гельмуту. – Кто вам здесь вообще слово давал? Поезжайте в свою Германию, там и каркайте!

– Entschuldigen sie, bitte[13], – чинно склонил голову Гельмут. – Я не понимай.

Вот кто среди нас действительно ничего "не понимай", так это самарянин. Он, счастливо улыбаясь, переводил взгляд с одного на другого.

– Спасибо, – сказал Гельмут самарянину. Русский сумел бы произнести это слово с такой интонацией, что прозвучало бы оно как "Я в ваших услугах больше не нуждаюсь", но Гельмут этому еще не научился. – Большое спасибо! – повторил он, отвешивая легкий поклон.

– Да ладно вам! – не понял намека Князев. – Пустяки.

– Стас, скажи ему, что мы больше не нуждаемся в его услугах, – попросила Мэд.

– Ошибаешься, – возразил я. – Нам сейчас нужны свидетели.

– А разве мы не свидетели? – пожал плечами Гельмут.

– Что вы кукарекаете на своем! – снова возмутилась Лариса. – Кто-нибудь будет дверь взламывать, или мне позвать крепкого мужика?

– Стас! – сказала Мэд. – Я вообще-то девушка терпеливая, но могу не выдержать, если эта драная кошка будет ставить нам условия.

Как хорошо, подумал я, что между этими двумя девами стоит языковой барьер. Повернулся к двери спиной и поднял руку.

– Тихо! Рты всем закрыть. Слушать меня. Здесь командую я.

Как ни странно, меня послушались, и наступила тишина. Гельмут, как исполнительный фельдфебель, вытянулся по стойке смирно, а больную ногу поджал, словно цапля на болоте. Мэд, сделав недовольное лицо и опустив глаза, встала у стены, нервно тарабаня по ней пальцами. Лариса кинула мстительный взгляд на Мэд и заняла место справа от меня. Князев преданно смотрел на меня с готовностью выполнить любой приказ.

– Эй, ты! – сказал я, обращаясь к нему. – Выломай дверь.

– Стас! – сквозь зубы протянула Мэд. – Остановись.

– Приступай! – поторопил я Князева и отошел в сторону.

Князев, похоже, выламывал дверь первый раз в жизни. Он втянул голову в плечи, сжал кулаки, разбежался, но перед самой дверью остановился и неуклюже пнул ее ногой. Дверь осталась на месте, зато нога в тяжелом пластиковом ботинке "Coflar" проломила фанерную оболочку и застряла в ней.

Мы все с досадой вздохнули. Князев, покрасневший из-за того, что не оправдал доверия, прыгал на одной ноге, пытаясь высвободить из капкана другую.

– Кто ж вас так учил вышибать двери! – сказал я.

– Сумасшедший дом! – иронически хмыкнула Мэд. Кажется, у нее стали мерзнуть ноги. Холод от бетонного пола проникал сквозь шерстяные носки, и девушка переступала с ноги на ногу.

– Черт вас возьми, Князев! – нервничал я. – Вытаскивайте ногу из ботинка!

Он принялся ослаблять шнуровку и расстегивать зажимы и, наконец, высвободил ногу. У нас складывалась интересная компания. У Гельмута и Князева было по одному ботинку на ногах, Мэд вообще стояла в носках. Все были злые, все друг другу мешали.

Меня начал разбирать смех. Веселиться, конечно, было нечему, но я ничего не мог с собой поделать. Чтобы не выглядеть конченым идиотом, я повернулся к злополучной двери, пряча от всех свою радостную физиономию.

– Давай, Стас! Смелее! Вышиби ее! – подзадоривала меня Лариса.

Я толкнул дверь плечом. Она вывалилась вместе с дверной коробкой. Шуму было намного меньше, чем известковой пыли. Толкая друг друга, следом за мной в комнату ввалились Лариса, Мэд и Гельмут. Князев кашлял где-то в пылевом облаке.

Глушков лежал в какой-то странной позе, в какой иногда спят маленьки дети: на коленях, поджав ноги под себя и опираясь на локти. Обеими рукам он оттягивал ворот свитера, словно это была висельная петля, и Глушков, уже повиснув над эшафотом, еще пытался бороться за жизнь.

Можно было не сомневаться, что на кровати лежал труп, но я все-таки оторвал руку Глушкова от ворота и сжал пальцами его запястье. Пульса, вроде как, не было.

Я сделал все, что должен был сделать в этой ситуации – убедился, что спасать Глушкова уже поздно, и показал на страшный оскаленный рот.

– Умер от удушья. Скорее всего, у него был отек легких.

Между тем интерес к покойнику проявили только мы с Ларисой, тогда как Мэд и Гельмут, стараясь не делать слишком откровенных движений, тщательно обыскивали номер: заглядывали под кровати, в тумбочки, шарили под подушкой и одеялом свободной кровати. Появившийся на пороге Князев не сразу решил, к кому примкнуть. Пока он стоял в нерешительности, я поторопился поставить ему задачу.

– Что ты там застрял? Дверь на место, быстро!

Исходя из того, как Рудольф эту дверь вышибал, можно было предвидеть, как он вернет ее на место, но зато человек был уже при деле и не путался под ногами. Покойник на кровати не сильно впечатлил его. Есть такая категория фанатов-альпинистов, которые большую часть своей жизни проводят в горах. У них заметно деформирована психика, и на многие явления жизни они смотрят иначе, чем мы, люди низменной среды обитания. К покойникам в горах они относятся так же, как гроссмейстер к поверженным пешкам.

– Черт возьми! – ругалась Мэд. – Не