после чего неслышно, на цыпочках, вернулся к двери, встал рядом с ней, прижимаясь грудью к стене, и в готовности приподнял кулак.

Ждать пришлось не долго. Скрипнула дверь, а затем я услышал частое дыхание. Как только украинец высунулся из дверного проема, я заехал ему кулаком в подбородок, но перестарался, и Бодя, выронив финку, снарядом на излете вернулся в комнату. Пришлось добивать его уже там, пиная вибрамами. Бодя не стонал, не охал, и экзекуция не привлекла внимания отдыхающих альпинистов. Когда "кидала" перестал сопротивляться, свернувшись на полу в калачик, напоминая ежика на горке, я перестал разминать ему бока, приподнял за грудки и прижал к стене.

– Зарезать меня хотел, Щелкунчик? – тихо спросил я. – Шаттуева угробил и понравилось? Бабки забрать хотел?

– Ты шо? – украинец стал выдавливать из себя зрачки, как пузыри из жвачки. – Взбесился? Не гробил я твого Шаттуева. Он сам в трещину упал.

– Не в трещину, а со стены, – поправил я. – И упал потому, что ты, мерин, перерезал веревку.

– Брешешь! Цэ ще надо доказать.

– Докажу.

– Докажешь? – зло ухмыльнулся Немовля. – Тогда я сдам вас с Илонкой. За цэй порошок менты вас по стенке размажут.

– Договорились, – кивнул я, отпуская Бодю. – Ты нас сдаешь ментам, и они нас размазывают.

Он, судя по выражению лица, остался недоволен моим ответом. Стал деланно отряхивать куртку, разглаживать смятый воротник. Я повернулся, чтобы выйти из комнаты, но Немовля тронул меня за плечо и сказал примирительно:

– Ладно! Поругались и будя. Колы друг друга вложим, то никому от этого краще не станет… Те десять тысяч баксов я тебе на следующей "стрелке" верну. Засветились мы с Магометом в Нальчике, надо было менту на лапу дать.

– Врешь ведь?

– А?.. Да ну шо ты, кончай!

– Ладно, живи пока. Ножичек только не забудь – улика все-таки.

– Типун тебе! – уже совсем дружелюбно ответил Бодя, поднял с пола финку и затолкал ее поглубже в карман.

* * *

Когда я спустился в двадцать четвертый номер с выломанной дверью, Лариса, Мэд и Гельмут сидели на свободной кровати напротив покрытого простыней покойника и скучающим взглядом смотрели на стены. Ждали меня.

– Нам очень трудно понимать друг друга, – сказал Гельмут, кивая на Ларису.

– Я никого не хочу понимать, – глядя на свои ногти, ответила Лариса безаппеляционным тоном. – Мне достаточно только уверенности в том, что сюда скоро прибудет милиция, и она разберется с каждым из вас в отдельности.

Мэд строчила мое лицо взглядом. Я мельком взглянул на нее и едва заметно кивнул.

– Ну, хватит! – не выдержала Мэд, встала с кровати и повернулась лицом к Ларисе. – Больше у меня нет сил терпеть тебя! Я согласна, пусть во всем разбирается полиция. Пусть осматривает, нюхает этот труп, пусть допрашивает нас – все это правильно и так должно быть. Но видеть тебя, твои глупые глаза и лосины я больше не намерена.

– О чем она? – поморщилась Лариса, повернувшись ко мне. – Почему я должна слушать ее кудахтанье? Она в России, и пусть объяснятеся по-русски, если хочет, чтобы ее поняли.

– Она говорит, – вольно перевел я, – что хочет спать.

– А я ее и не держу, – пожала плечами Лариса. – Пусть катится ко всем чертям.

– Нет, – вмешался Гельмут. – Илона не хочет спать. Она говорит, что хочет искать свои вещи.

– Так, вроде, уже искала. Вот, всю комнату вверх дном перевернула.

– Нет, – опять покачал головой немец. – Надо искать не здесь, а там, – он показал рукой на окно.

– Ищите, – равнодушно пожала плечами Лариса. – Только имейте ввиду: ваши эти вещи или нет – выяснит опять же милиция.

Мэд, криво улыбаясь, ходила по комнате, качала головой, закатывала глаза. Потом остановилась напротив меня и спросила:

– Ты можешь сказать этой идиотке, на кого работаешь, чтобы она не пугала нас милицией?

– Лариса, – сказал я. – Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

– Валяйте, – ответила она, словно делала одолжение, встала и грациозной походкой направилась в коридор.

На лестничной площадке она стала сама собой.

– Ну что? – зашептала она, схватив меня за руки. – Ты нашел Немовлю?

Я не ответил, молча извлек из-за пазухи пакет с долларами и протянул ей. Лариса не сразу поняла, что это.

– Откуда? – не поверила она своимм глазам. – Сколько?

– Почти сто тысяч.

– Стас, – прошептала она. – Я трагически ошибалась в тебе. Ты…

Я прижал палец к ее губам.

– Ни слова больше. Отсчитай мне двадцать тысяч на водку и женщин… Нет, пожалуйста сотенками!

Мне было смешно смотреть, как Лариса слюнявит палец, крутит в руках пачку купюр не зная, с какой стороны к ней подступиться.

– Сейчас немедленно спускайся на Ледовую базу, – сказал я, засовывая доллары во внутренний карман. – Но постарайся, чтобы никто не видел, как ты уходишь.

– Но как это сделать? На выходе постоянно крутятся альпинисты!

– Хорошо. Тогда поднимись на третий этаж. Под самой крышей найдешь приборный щиток. Открой его и загляни под рубильники. Там хранятся ключи от комнат и складов. Возьми ключ от судейской, двадцать девятая комната, это на втором этаже, в южном торце. Прыгай из окна в снег и беги вниз.

Лариса внимательно слушала и кивала.

– На Ледовой базе зайди ко мне в вагон и найди на книжной полке томик стихов Бернса. В нем письмо. Возьми его, спускайся вдоль канатки вниз, нанимай машину, гони в Нальчик и улетай в Москву. Запомни, это письмо ты должна передать лично в руки моей тетке – Татьяне Николаевне Стешковой. Она работает директором усадьбы-музея Толстого в Красном Роге, недалеко от Почепа.

– Где этот Почеп?

– В Брянской области. Пусть тетка при тебе прочитает письмо и скажет, сможет она меня принять или нет. И жди в Москве моего звонка. Ты все поняла?

Она кивнула, поцеловала меня и перекрестила.

33

Мэд ходила по комнате, как львица по клетке. Увидев меня, подошла вплотную, наступив своими мягкими кошачьими лапами мне на ботинок.

– Что? – спросила она. – Ты сказал ей, что работаешь в милиции? Она заткнулась?

Я кивнул.

– О! Наконец-то! Значит, мы можем отсюда выйти? Меня уже тошнит от этого трупа.

– Меня тоже, – признался я. – К тому же я очень хочу спать.

Гельмут посмотрел на меня, как на неразумное дитя.

– Вы так говоришь, как про сто доллар, а не про миллион. Я спать не буду. Я буду искать.

– Гельмут! – усмехнулся я. – А вы говорите так, словно вопрос о миллионе давно решен.

– Но почему нет? – заволновался Гельмут. – Мы компаноны, а не конкуренты, так? Вы, Илона и я. Три! – Он поднес к моему лицу