Что в переложении на реальность, скорее всего, означало банальную групповуху. С малолетней, м-да.

И я сказала то, что должна была сказать:

–Вы заявили в полицию?

Даже в этом случае, боюсь, делу ход не дадут. Не потому, что сектанты стоят так высоко. Просто доказательств-то у нее нет! А на слово обиженной женщине, которая может банально мстить бывшему супругу, никто не поверит.

–А они смогут нас защитить?– вопросом на вопрос ответила она и прямо встретила мой взгляд.– Если я дам показания…

Я вынужденно покачала головой. Увы и ах, защита свидетелей у нас понятие умозрительное. Ни о какой смене документов, пластической операции, новой профессии и всем прочем, что показывают в фильмах, и речи не идет. Максимум – закрытое судебное заседание и «засекреченные» данные свидетеля. Но это, как показывает практика, хилая защита от по-настоящему разъяренных подсудимых.

Она опустила плечи.

–Будь я одна, я бы… Там ведь много всякого творилось! Но я должна думать о детях, понимаете?

Я понимала. И не могла ее обвинить.

–С разводом проблем не возникнет,– заверила я.– Думаю, судья вполне удовлетворится просьбой рассматривать дело в ваше отсутствие.

–Отлично.– Она сосредоточенно кивнула.– А с… лишением родительских прав? Кажется, это так называется?

–Боюсь,– вздохнула я,– с этим возникнут трудности. Насколько я понимаю, на алименты вы не подавали?

–Мне ничего от него не нужно!

–Семья стояла на учете как нуждающаяся в особом контроле?– поинтересовалась я со слабой надеждой. Ведь могло же нам повезти!– Может, обращались к школьному психологу?

Увы.

–Нет, ничего такого. Дети хорошо учатся, я с ними занимаюсь. Только их… ну, дразнят в школе.

Ожидаемо.

–Он судим? Привлекался за употребление наркотиков? Давно безработный?

Ну хоть что-нибудь! Человека нельзя лишить родительских прав просто так. Нужны причины: систематическое уклонение от воспитания и содержания детей, насильственное преступление в отношении ребенка и прочее в этом духе.

Она снова покачала головой:

–Коля работает сторожем. И его никогда даже за драку не задерживали.

Я вздохнула. Всегда неприятно обманывать надежды клиента, особенно когда ему больше не к кому обратиться.

–Ничего не получится, да?– спросила она упавшим голосом.– Он отберет детей?!

–Глупости!– рассердилась я.– Разумеется, не отберет. Вы ведь ушли от мужа вместе с детьми?

–Не могла же я их там бросить! А детей ему точно не отдадут?– спросила она настороженно.– Он мне угрожал…

Я повторила то, что уже говорила клиенткам сотни раз.

–Как правило, в случае спора суды оставляют детей с матерью. Нужны действительно веские причины, чтобы передать их отцу,– объяснила я и посоветовала:– Найдите квартиру, устройтесь на работу, отдайте детей в школу. Только лучше все-таки переехать подальше.

–Обязательно! А если он все-таки нас найдет?

–Предупредите учителей,– пожала плечами я.– И пусть дети нигде не ходят сами, иначе есть риск, что отец увезет их силой… Но тогда – немедленно в полицию! Вы меня поняли?

Она кивнула:

–Я еще слышала, что отцы имеют право на… ну, встречи.

Я хмыкнула. Формально я не должна учить клиента нарушать закон. На практике же… как говорится, все не так однозначно.

–А вы не давайте. Пусть судится. И даже после того, как он получит решение суда об определении порядка общения с детьми… Просто не открывайте дверь.

–А это законно?– удивилась она.

Я созналась:

–Не слишком. Но заставить вас не смогут.

В конце концов, закон не должен стоять выше интересов детей!

* * *

Я собиралась напечатать несколько исков и прикинуть вопросы к одному из своих дел, но из головы не шла рассказанная история. За годы практики мне поведали немало секретов, и до сих пор никто не мог упрекнуть меня в том, что я сделала их достоянием гласности.

Настолько ли важны для меня требования адвокатской этики, чтобы промолчать? В моих руках сведения, которые позволят предотвратить дальнейшие преступления. Защитить детей.

Но решусь ли я их разгласить? Что для меня важнее – личная этика или профессиональная?..

Я откинулась в кресле и прикрыла глаза.

Полиция отпадала по многим причинам. Лучше в прокуратуру. Вопрос лишь – к кому?

Я полистала служебный справочник. Часть сотрудников районной прокуратуры я знала плохо, с некоторыми была в натянутых отношениях, а оставшимся не доверяла – они не станут хранить в тайне источник информации.

Разве что… Господин Виноградов, старший помощник прокурора? Он ведь сдержал слово, прижал к ногтю чересчур расторопного гнома, который додумался почти открыто выращивать коноплю.

И он, помнится, давал мне визитку с личным номером…

–Добрый день,– немедленно откликнулся Виноградов.– Рад вас слышать.

–Взаимно,– несколько покривила душой я.– Добрый день. Мы можем встретиться?

–Разумеется.– Он помедлил мгновение и предложил:– Послезавтра премьера фильма…

–Лучше прямо сейчас,– перебила я и прикусила язык, сообразив, как это прозвучало.

Как говаривал мой преподаватель гражданского процесса: «Быстрый язык накличет беду, коль его не сдержать»[25].

Виноградов помолчал. Очевидно, такая прыть девушки была ему в новинку.

–Через час? В кафе «Вуньо», знаете такое?

–Знаю,– согласилась я с облегчением и взглянула на часы.– Хорошо, до встречи.

–Анна!– окликнул он, прежде чем я успела положить трубку.– Это ведь не… свидание?

–Боюсь, что нет.

–Так я и думал,– вздохнул Виноградов и попросил:– Не опаздывайте, у меня в половине третьего суд.

Я хмуро посмотрела на умолкший телефон и пробормотала:

–Надеюсь, я об этом не пожалею…

–Анна, дорогая, что же вы не посоветовались?– попеняла мне проявившаяся Летиция.

Я подняла на нее растерянный взгляд.

–О чем?

Едва ли Летиция могла посоветовать мне что-то касательно адвокатской этики.

Призрачная дама всплеснула руками:

–О свидании, разумеется! Спроси вы меня, я бы подсказала, что идти надо в эту субботу в «Фолькмарр».

Название знаменитого выставочного комплекса заставило меня приподнять брови.