темнотой? Плюнуть на наручники какой-нибудь кислотой? — в одном сериале видел и тогда уже решил, что это полный бред. Через мешок в любом случае не плюнуть, даже если бы у меня в защечных мешках вырабатывалось что-нибудь эдакое. Читал одну жуткую книгу — там женщина, прикованная почти как я, сумела разрезать руку и, используя свою кровь как смазку, вытащить руку из наручника. Но, мне кажется, если с кровью можешь вылезти — то и без крови это получится, нужно только постараться получше. Тем более на мне были, судя по ощущениям, не какие-то там жалкие наручники-колечки, а полноценные металлические манжеты — и на запястья и на щиколотках — длинные и очень тугие. Затекло уже все. Я попытался по очереди подергать всеми конечностями — нет, кандалы крепятся к чему-то, что способно удержать бьющегося слона… На этом лично у меня варианты кончились. Так что если те, кто придумывал этот квест, считают, что решение они положили на поверхность, то, значит, простите, я тупой. Или мне попробовать задом разбить плиту, на которой лежу?

Кроме скорой возможной гибели появилась еще одна насущная проблема… ну да, та самая. Я, когда с Сиводушкой целовался, уже размышлял краем сознания, что зря столько компота пил… Решил терпеть. Даже не столько из-за стыда, что меня тут найдут мокрым и жалким… А, не знаю…. Ну, могу я хоть с чем-то справиться? Хотя бы с собственным мочевым пузырем? Тем более, я почти уверен, что от разрыва мочевого пузыря в Альтрауме умереть нельзя. Я лежал, лежал, лежал и терпел. И думал. И уже хотел, чтобы все поскорее закончилось, потому, что я лежу тут целую вечность. И испытывал злорадство при мысли о том, что мертвая скотина, которая вселится в мое тело, тут же испытает серьезный дискомфорт, да.

Я впадал в забытье и возвращался обратно. Я задыхался от духоты в мешке. В очередной раз вынырнув из какого-то тягостного бреда, понял, что мне мокро, холодно и я не чувствую ни рук, ни ног. А, плевать!

Иногда меня будили надписи

«Стойкость +1»

«Терпеливость +1»

«Выносливость +1»

Иногда мне казалось, что меня раздевают и поливают теплой водой, и растирают мне ноги, и поют множеством хриплых голосов. Что мне надевают на шею вещь, от которой пахнет железом, пылью и смертью.

Что я вернулся. Я здесь. Боже, какой бред!

Я сжимаю двуручный меч и вздымаю его к небу — к свету полной луны. Рядом моя армия, их длинные носы и жестокие улыбки, их блескучие стрелы, их зазубренные копья. Я — Хохен! Я — победитель! Я бегу, и земля проседает подо мной. Я хохочу, чуя врага. Я в танце смерти, песней меча развеиваю тени, ржут недобрые кони, мне тяжело, мне не хватает воздуха. Я вижу ее. Как она прекрасна! Косы ее украшены серебряными змеями, ее соски рубиновы, ее живот — как перевернутая чаша. Тысячи царств упадут к ее ногам. Я вижу хрупкие зазубренные косточки ее ребер, глазницы ее треснувшего черепа, бесконечную пустоту остатков ее души. Изыди во мрак, исчезни, возродись к новой жизни! Меч рассекает белоснежную плоть, прахом осыпается костяк.

Я слышу рев победы, я снова поднимаю меч. Победа дает власть и жизнь. Я, Хохен, снова буду править миром, я здесь, я жив! Но что металлом подбирается под сердце, что сковывает меня? Только не это, только не опять! Как же я, Хохен, завидую той свободной малой искре, летящей сейчас сквозь мрак…

Я снова лежал на плите с мешком на голове. Голый.

Это не голос старухи.

— Из-за того, что ты такой слабый, победа вышла трудной. Многие наши изранены, погиб мой двоюродный кузен, а бабушка лишилась одного из своих красивых хвостов — ей теперь его не меньше ста лет отращивать.

— Ты не представляешь, как я вам сочувствую!

Лисы не понимают сарказма.

— Ты не должен нам сочувствовать, но жаль, что ты такой слабый.

Я под мешком закрываю глаза.

«Дух +1»

Я даже знаю, как я этот трудно открываемый параметр получил. Это — дар Хохена, его частица во мне.

По-моему, это все сон, думаю я, глядя мысленным взором на пепельных коней с серыми всадниками, вспоминая, как неслись они на меня шуршащей волной. Точно, я сплю, все это мне просто снится.

И я просыпаюсь. Я сплю, свернувшись комочком под обрывом, утыканном стрижиными норками. Я раздет, если не считать набедренной повязки. Моя одежда — чистая, выглаженная, надушенная лавандой, — сложена рядом ровной стопкой. На моем теле нет никаких ран, никаких следов — даже нос излечился. Я одеваюсь. Я вижу, как из-за травяного бугорка на меня смотрят темные глаза. У лисички красный мех с черными подпалинами, лукавая улыбка и хитрые глаза — но сейчас она грустна и, кажется, смущена.

— В таком виде ты тоже очень хорошенькая, Сиводушка, — говорю я, опускаясь на колено, чтобы не напугать зверька. Лисичка подбегает, ставит лапы мне на грудь, лижет щеку — и исчезает.

«Удача +1»

Вы, конечно, полагаете, что я больше никогда не возвращался к тому обрыву? Ну да, конечно. Да я там просто поселился! Я там даже иногда ночевал, разводя костер. Когда я поднял рыбалку аж до двадцати двух, то купил рыбацкую лодку и до одури махал веслами, высматривая на берегу фигурку в красном сарафане. Недели полторы я занимался этой безумной греблей, пока в один прекрасный день голова все же не очистилась. Я не думаю, что это лисьи чары тут в Альтрауме такие мощные. Я думаю, это я тут просто до того одичал, что вцепился в хвост первому живому… ну, относительно живому существу, которое выразило мне симпатию, пусть даже это все было сплошное притворство и хитрости.

Папа иногда заходил в игру, писал, рассказывал как у них дела, как у мамы продвигаются проекты в отношении меня… но этим мое общение с людьми, считай, и ограничивалось.

Когда, наконец, снизошло просветление, дела мои были далеко не блестящи. Денег осталось пятнадцать золотых — и это при том, что я продавал всю наловленную рыбу. Как-то я очень лихо тут пристрастился в харчевнях питаться и деньги на всякую ерунду тратить. Например на баню с парикмахерской.

А квесты в бане с тех пор давали только копеечные. Кстати, тот, с сыром — это еще полная ерунда по сравнению с яблочным женихом — вот это вообще жесть. Мужик посылает тебя аж десять раз к десяти различным дамочкам, каждой из которых надо вручить яблоко, и точно