Выходя из парка на площадь, они вдруг увидели шарики, наверное, те самые, что утром так легко пролетели у собора, — не могли же все продавцы шариков в городе вдруг стать такими неловкими. А сейчас ветреная судьба запутала их в деревьях, и они беспомощно болтались в цепких ветках. Шарики всё дергал и дергал принесший их сюда ветерок. И чуть дальше за рвущимися надувными игрушками, указующими направление взгляда, открылась им речка. А за речкой они увидели веранду и проследовали к ней. Хотя и было не совсем тепло, на огромной веранде по-над рекой, освещенной солнцем, расположились влюбленные парочки и мамы со своими детишками. Приметили и группу пап с малолетним потомством, они потягивали, развалясь, пивко или местную горькую наливку. Лена и Юра почувствовали себя вдруг теми влюбленными парочками, теми же мамами и папами с детишками, всеми сразу. Присели и, попивая винцо, принялись наблюдать за шумным течением реки, что клокотала под ногами, и солнечным светом, выпадавшим из зенита. Горластыми собаками, отстаивающими свои местечковые интересы, и возней голубей из-за хлебной крошки. Они будто впали в забытье и ничего не слышали, потому что все уже произошло.

Вечером отправились к Шварцам. Об этом договорились еще накануне. Идти в общественные питейные заведения никому не хотелось. К тому же Ксения обещала накрыть былой стол. Чтобы вспомнить, как все когда-то бывало. По пути супруги зашли купить что-нибудь к этому столу. И Скворцов окончательно понял, что, хоть и пытался захаживать в супермаркеты в последнее время, нигде не справлялся с этим хорошо, ну кроме покупки дорогих подарков в бутиках, конечно. Вася была права, в остальном Максим, несомненно, был надежней. Прогуливаясь теперь вдоль иностранных витрин, наполненных изысканной выпивкой, Юра все не мог сообразить, что бы такое купить, чтобы развлечься. И придумал абсент, никогда им не любимый. Он не понимал всей его прелести, про которую слышал и читал. Тот самый абсент, якобы взрастивший всю европейскую культуру первой трети прошлого века. В общем, с этим путаница, потому что легенды сочинили обитатели Канского приморского бассейна, вообще претендовавшие на культурное первенство. Но, по слухам, особо полюбила этот питательный продукт все-таки русская эмиграция. Как и сигареты «Житан». (Говорить надо в нос.) Потом, вероятно, с напитком — или с людским сознанием — что-то приключилось, и целебный нектар перестал производить впечатление на умы и души его почитателей. Но произошло это уже к концу века. Поэтому, наверное, у Скворцова, которому всегда требовалась немедленная отдача, мгновенный эффект, так сказать, и не прижился целебный абсент.

Возникшая перед ним Лена застала его с пустыми руками.

— Ты что, совсем разучился покупки делать самостоятельно? Хорошо еще с подарками кое-как справляешься, — засмеялась она. — Итак, пришла помощь, что ты надумал?

— Знаешь, проблема выбора меня погубит. Я хотел абсент купить. Это все-таки чисто их примочка.

— Была. Ты точно выпал из контекста. Здесь абсент давным-давно запрещен законом. В баре где-нибудь еще не попроси паче чаяния, попадешь в полицию.

— Почему?

— Признали наркотическим и галлюциногенным средством. Поэтому.

— А почему тогда у нас его навалом. Говорят.

— У нас же всегда всякого говна навалом. И потом, как я предполагаю, этот наш абсент — уже как бы облегченный вариант, хотя крутят его как питейную легенду. Все желают попробовать то, о чем можно потом, за отсутствием, с грустью вспомнить. Словом, глюков абсент уже тыщу лет не дает. Выхолощенный синтетический продукт. Поэтому тебе абсент и не понравился. Вот так, дорогой. Ты же предпочитаешь все натуральное.

— Слушай, а ты, оказывается, отлично разбираешься в крепких напитках. Не замечал за тобой этого раньше. А что тогда возьмем?

— Если ты хочешь удивить чем-то чисто местным людей, которые живут здесь сто лет как сомелье, рекомендую вспомнить, что здесь очень неплохой бренди. Помнишь черненьких бычков, что рекламируют его вдоль дорог? А также Ксения шампанское любит. В Каталании производят лучшее в Европе — ты же должен еще что-то помнить из далекой юности. Кстати, полетишь на родину, в дьюти-фри не забудь Ваське в подарок этот бренди купить. Она оценит.

— Ты очень заботлива.

Тут удалось поскандалить с Лизой, которая требовала себе каких-то кукол, наполненных дурацким мороженым, а потом еще пирожков и пирожных, понимая, что только расслабленных родителей можно смело брать в свои руки.

— И еще колы. Я хочу кока-колы, папа, — капризно голосила девочка.

Юрий Николаевич поморщился. Почитатель всего естественного и натурального, как метко заметила его жена, он был категорически против этих «новых» продуктов, тем более когда речь шла о привычках его дочери.

— Лизонька, — он присел перед ней на корточки, — слушай и запоминай. Если когда и пить колу, то только с ромом в коктейле. Лишь в таком виде я позволю тебе эту дрянь, когда вырастешь, девочка моя. Поняла? — Понурый ребенок потащился вслед за веселыми родителями.

Итак, выбор был сделан. Покупки оплачены. И вот Скворцовы уже вваливались к Шварцам. На столе наблюдалась рыба и всякая другая морская ерундистика, которая в изобилии водится в местных водах. У Шварцев было хобби. Они регулярно ездили на морской рынок, где ранним утром с корабликов и крошечных рыбацких шхун сгружали огромные открытые контейнеры, усыпанные льдом, со всяческой нечистью — тушками, телами и ракушками. Еще живая нечисть копошила загадочными частями своих тельцев, хватала воздух ротиками, жабрами и другими дырочками, выпучивала глазки, таращась, вероятно, в первый, и точно уж в последний, раз на солнечный свет и невиданных чудовищ — людей, что подняли ее из родных пучин. Шварцы все это обожали. Они обожали выбирать все это своими ручками, болтать с рыбаками, присоленными морем и тяжелой жизнью на этом море и слушать их завиральные рассказы о фантастическом улове или фантастической рыбине, попавшей в сеть, или фантастическом спасении во время шторма, а того хуже и интересней — кораблекрушении. Вот оно, настоящее море. Вот она, настоящая жизнь. Да и кому, скажите, такое не понравится?

Словом, когда явились Скворцовы, все приобретенные Шварцами морские глупости, в том числе и рассказы, были уже готовы. Дети шуршали в детской, Лиза рассказывала Женьке, младшему Шварцу, про его родину, которую тот видел только на фотках и видео. Она выливала, а он впитывал все ее хоть и детские, но настоящие живые впечатления.

Его родители в силу обстоятельств давно забыли дорогу назад и даже на экскурсию не желали отвезти туда сына. Он получал письма и картинки от братьев — троюродных и четвероюродных, с которыми был не только знаком, но и подружился, потому что те регулярно прибывали к ним на каникулы. Ему нравились и их рассказы, и фотографии, но он никак не понимал, не видел всей прелести и очарования той страны, родины, которыми наполнялись, сильно напившись, даже его родители. Они хоть и боялись далекой и брошенной впопыхах земли, но хотели ее и ее настроения. Видимо, что-то тянуло туда, как тот незапамятный доисторический интерес, что подогнал Адама к Еве, а писателя к бумаге. И большой уже Женька смотрел в рот маленькой Лизе, пытаясь найти разгадку, наполняясь странным возбуждением, которое все шло из нее до раннего утра, потому что их развеселые родители совершенно о них забыли.