Глухня Пи всю душу вкладывал в ремонт часов. В этом деле в Даньчжэне не нашлось бы ему равных. Неважно, какие часы, если только не разбитые вдребезги, он любые мог починить. У Жун Яо были военные часы, которые, как говорят, подарил ему командующий Чжан Линфу. В октябре 1938 года, когда воевали в Ухане генерал Чжан Линфу, командир 153-й бригады 51-й дивизии 74-й армии, лично руководил отрядом смертников, которые лезли по деревьям, растущим вдоль утесов с заднего склона горы, пробирались сквозь заросли в темноте, пересекали опасные горные ущелья, девственный лес и гнилую воду и атаковали с тыла горных утесов Чжангушань, где японцы пренебрегли обороной. Они стремительно захватили позицию. Тогда японские агрессоры, не желая смириться с неудачей, отправили туда авиацию и тяжелую артиллерию, бомбардировка почти сровняла Чжангушань с землей. Чжан Линфу повел свой отряд в кровопролитное сражение и яростно бился с японскими дьяволами в течение пяти дней и пяти ночей. Позиции были захвачены и потеряны, а затем отвоеваны обратно, завоевания были утрачены и возвращены, раз за разом каждый тянул в свою сторону. Жун Яо был членом этого отряда смертников. Чжан Линфу получил семь пуль, кровь лилась из него ручьем, и он не сомневался, что умрет. Жун Яо с готовностью стал для него телохранителем и заслонял от пуль. Именно во время этого боя ему взрывом повредило правый глаз. А Жун Яо много раз чудесным образом избегал смерти. Чжан Линфу расценил это как дурную судьбу и был тронут верностью Жун Яо и его клятвой оставаться рядом до самой смерти. Он снял военные часы со своей руки и отдал их ему. Однако в тот раз ни Чжан Линфу, ни Жун Яо не погибли. И Чжан Линфу не захотел забрать часы обратно. Жун Яо прятал их больше сорока лет. Он чрезвычайно дорожил ими и даже в те дни, когда мы едва не умирали с голоду, не желал обменивать их на рис. В тот день, когда Жун Чуньтянь вступил в армию, Жун Яо подарил ему эти часы. Демобилизовавшись, Жун Чуньтянь вернул часы Жун Яо. Когда в армию пошел Жун Цютянь, он отказался от подарка Жун Яо, считая эти часы лишней обузой.

Однажды дыру в стене, где были спрятаны часы, затопило. Когда Жун Яо обнаружил это, часы уже промокли, проржавели и сломались. Жун Яо бил себя в грудь и топал ногами от горя, не питая никаких надежд на починку. Однако Глухня Пи умудрился починить их, да еще и отполировал, они стали как новенькие и засверкали. Поэтому Жун Яо всегда очень уважал Глухню Пи и свел его с карлицей из деревни Хунцунь, чтобы та наполнила его вдовый дом вторым счастьем. Хотя карлица была страшненькая, она смогла помочь Глухне Пи навести порядок внутри дома и снаружи. Красотка Юй тоже осталась очень довольна карлицей, потому что ей больше не нужно было заботиться о слабоумном брате.

Красотке Юй нравились поэты, но не нравился поэт Дуань. Поэты должны быть такими же незаурядными, как Ли Бо, Ду Фу и Бо Цзюйи, возвышенными, с глазами, затуманенными чувством, и притягательными, как магнит. Поэт Дуань был слишком тощим, настолько тощим, что просто скелет ходячий, настолько тощим, что даже штаны на нем болтались. Порыв ветра мог унести его в Соединенные Штаты. И ладно бы тощий, он еще и похож был на дикобраза, с вытянутой обезьяньей челюстью, а руки и грудь у него поросли щетиной, как колоски чумизы. Но самое большое отвращение вызывал у Красотки Юй стойкий запах дикобраза, въевшийся в его тело. Однако поэт Дуань все же был единственным поэтом в Даньчжэне. Он написал хвалебно-порицательную поэму о Жун Яо под названием «Герой и геморрой»:

Я назвал тебя героем,

Оказался геморроем,

Говорю: «Ты геморрой»,

А ты глядь – и вновь герой.

…

Это похожее на скороговорку стихотворение однажды было опубликовано в провинциальной газете и произвело в Даньчжэне фурор. Большинство людей не понимали, о чем речь, и сочли стихотворение путаным. Поэт Дуань сказал, это туманная поэзия[41], конечно, вы не понимаете, даже взять тайфун, много ли вы сможете понять? Жун Яо ни слова не проронил об этом стихотворении, даже презрением исполнился, как будто считал, что поэт Дуань недостоин, чтобы его оценивали. По этой причине поэт Дуань пустил молву, мол, Жун Яо – это герой в геморрое и геморрой в герое, а мне лично нассать и на геморрой, и на героя – да и пошел бы он, герой хренов. Эта газета до сих пор хранилась в сейфе Ли Цяньцзиня на культстанции. Каждый раз, когда кто-то из уездного бюро культуры приезжал с инспекцией работ, Ли Цяньцзинь разворачивал ее и демонстрировал, делая рапорт. В результате он выиграл уездный конкурс «Продвинутый элемент культурной работы».

Поэт Дуань еще и побывал на аудиенции у мэра, который попросил его написать стихотворение для каждой улицы Даньчжэня. Поэт Дуань неожиданно отклонил просьбу на том основании, что не умеет творить в соответствии с волей вождя. Он также заявил: «Мне нет дела до политики, а политике нет дела до меня».

Смелости поэту Дуаню было не занимать. Он раз за разом врывался в книжный магазин «Синьхуа», хлопал по прилавку рукой и взывал перед лицом честной публики:

– Такой большой книжный магазин, а ни одного сборника стихов нет! Такой книжный магазин не следует называть книжным магазином, его нужно переназвать свинофермой!

Директором книжного магазина «Синьхуа» был здоровенный мужик из мясников. Каждый раз не говоря ни слова он поднимал поэта Дуаня пятерней за шкирку и вышвыривал на улицу. Поэт Дуань вставал и бросал директору в спину, хотите верьте, хотите нет, но я напишу стихи и заругаю всю вашу семью до смерти!

Поэт Дуань хотел восстановить библиотеку Даньчжэня. В конце династии Цин один старый сюцай[42], который всю жизнь сдавал и проваливал экзамены, построил небольшую библиотеку на улице Цилоуцзе. Следующие поколения вносили свою лепту, и коллекция достигла более тысячи томов, но в период «культурной революции» ее спалили дотла. Улица Цилоуцзе была полна мрачного духа ветхости, не подходящего для ученых. Поэту Дуаню приглянулся светлый, просторный и процветающий универмаг, и он пошел советоваться с мэром:

– Простой народ может целый день обходиться без еды, но не без книги. Если вы сделаете из универмага библиотеку, я напишу для вас стихотворение и обращусь ко всей стране с призывом поддержать вас как губернатора провинции!

Мэр не хотел быть настолько крупным