Когда я узнал, что Лори отправили в клинику доктора Уэнтворт, я пошел туда и потребовал, чтобы меня к ней пустили. Докторша сказала, что Лори не хочет меня видеть. Я знал, что это не так, но она вызвала полицию. Приехали два копа и выставили меня оттуда, пригрозив, что упекут за решетку, если я снова туда сунусь. Черт, я ведь собирался поступить в хороший колледж и получить отсрочку от армии, чтобы не угодить во Вьетнам.

Теперь-то мне ясно, что эти копы у нее кормились. Я так и не увидел своего сына. Ни разу. Многие годы пытался его найти. Но эту чертову докторшу убили, а записей она никаких не вела. Я нанял частных сыщиков. Сдавал кровь для генетической экспертизы, когда они нападали на чей-нибудь след. Но так его и не нашел.

Я постоянно высматривал его на улице, надеясь узнать в толпе. Рассматривал свое лицо в зеркале и гадал, смотрит ли он сейчас на себя. Мои ли у него глаза? Унаследовал ли он золотые волосы Лорейн?

Она была на редкость хороша. Мы с ней как Ромео и Джульетта. Родились под несчастливой звездой. Они не должны были нас разлучать.

— Вы ее потом видели?

— Еще бы, — небрежно бросил он. — Мы поженились, как только ей исполнилось восемнадцать. Но это было уже не то. Что-то ушло. У нас родилось трое детей — две девочки и мальчик, но через десять лет мы развелись. Эта сучка стоила мне кучу денег.

Все было бы иначе, если бы нам с самого начала не мешали быть вместе. Но волшебство было безжалостно разрушено.

— А где ваша бывшая жена сейчас? — поинтересовался Берч.

Пламмер пожал плечами:

— Работает бухгалтером где-то в Бока-Ратоне.

— Кто, по-вашему, мог убить доктора Уэнтворт?

— Не знаю. Наследующий день к нам домой заявился следователь. Моих стариков чуть не хватил удар. Но они подтвердили, что в то время, когда произошло убийство, я был дома.

Будь она жива, я бы, наверное, нашел своего сына. А что случилось с младенцами? Лорейн видела нашего сына только один раз и поклялась мне на Библии, что он был без всяких изъянов и совершенно здоров. Почему он умер? Это Уэнтворт убила их?

— Мы пока не можем точно сказать. Исследования еще не закончены.

Пламмер встал из-за стола и, подойдя к окну, стал смотреть на движущиеся по шоссе машины.

— К чему было их убивать? Ведь это был ее хлеб. Младенцы обеспечивали ей средства к существованию. Она неплохо зарабатывала на их усыновлении. Какой смысл их уничтожать?

— Есть такое явление, как внезапная смерть младенцев, но не все же сразу. Это ведь не заразно, — заметил Берч. — Вы были знакомы с Пирсом Ноланом?

Пламмер обернулся.

— Конечно, я о нем слышал. Он был важной фигурой. Но никогда с ним не встречался. Его убийство обсуждал весь город, газеты еще долго писали об этом. Если один из этих младенцев мой, мне бы хотелось знать, как он попал в его дом?

— Хороший вопрос.

— По-моему, он привирает, — сказал Назарио, когда они шли к машине.

— Конечно, ведь парень торгует машинами, — ответил Берч.

— Скользкий тип, — нахмурился Назарио. — Что-то с ним не то. Но он точно врал, когда говорил, что не встречался с Ноланом.

— Согласен. Видел его стол? Какой там порядок! Он ворочает таким делом, просматривает тонны бумаг, а на столе каждый карандашик имеет свое место.

Когда они въезжали на скоростную автостраду, какой-то бродяга, стоявший под эстакадой, помахал им рукой и поднял картонку с криво написанными каракулями: «Ветеран Вьетнама. Потерял работу. Ребенок умер. Жена ушла. Помогите».

— Больно молод для ветерана, — заметил Назарио.

— Да и здоров как бык, — бросил Берч.

Ярдов через сто на откосе пристроился еще один оборванец с рукописным плакатом: «К чему врать? Мне просто хочется пива».

— Вот этот мне нравится больше, — сказал Берч, притормаживая. — Дадим ему пятерку. Меня уже тошнит от всяческого вранья.

* * *

— Посмотри-ка, — сказал Назарио, изучив протоколы, когда они вернулись в управление. — Прекрасная Лорейн, любовь всей его жизни, оказывается, неоднократно подавала на Пламмера в суд. Его дважды арестовывали за жестокое обращение с женой.

— У меня зла не хватает на всех этих упертых типов, которые перекраивают прошлое, как им заблагорассудится, — простонал Берч, яростно тыча в телефон, чтобы набрать номер бывшей жены Пламмера.

— Извините, но я не смогу с вами встретиться, — заявила она.

— Извините, но вам придется это сделать. Мы подъедем к вам через час.

— Нет, нет! Только не здесь.

— Тогда мы вызовем вас сюда.

— Подождите! Подождите. Я сейчас как раз еду навестить внуков. Завтра буду в Майами.

Они договорились о встрече.

Полину Раминг они нашли в детском саду, где она работала воспитательницей. Это была маленькая женщина с седыми курчавыми волосами, темными живыми глазами и резкими манерами.

— Я все знаю из газет, — сразу же сообщила она.

— Вот и прекрасно, — сказал Берч. — Значит, вам ничего не нужно объяснять.

Она не спускала глаз с детей, резвившихся на детской площадке.

— Отпроситесь на часок у своего начальства. Нам надо побеседовать, — предложил Берч.

— Я вполне могу говорить с вами и одновременно следить за детьми, — отрезала она. — Это называется многозадачный режим работы.

— Мне такой режим не по вкусу, — ответил Берч. — Это мое больное место. Люди, придерживающиеся такого режима, часто забывают своих малышей в закрытых машинах, стоящих под палящим солнцем, потому что стремятся сделать сто дел сразу. Когда я разговариваю с людьми, мне требуется их полное внимание. Мы заберем вас с собой в город. Там вас не будут отвлекать дети или что-нибудь другое. Вы сможете сосредоточиться только на нас.

Они сели за столик в ближайшей закусочной, где работал кондиционер, подавали кофе и можно было спокойно поговорить.

— Тетя Элизабет была одной из первых феминисток, — воинственно начала Полина. — Она опередила свое время. Настоящая героиня. Желала детям только добра. А эти неблагодарные приемыши, которые стали качать права в восьмидесятых, не ценили того, что она им подарила. Жизнь. Она подарила им жизнь. Они оклеветали ее, оскорбили ее память, извратили ее намерениям ведь без нее они вообще бы не родились. У нее хватило мужества предложить альтернативу абортам.

— Но ведь все это она делала небескорыстно, — возразил Берч. — Насколько я знаю, она не бедствовала.

— Верно, у нее была прекрасная машина, дорогая одежда, драгоценности, но все это лишь для создания образа. Она должна была вызывать доверие у людей. У нее были огромные расходы. Каждую пятницу в клинику заявлялись полицейские, чтобы получить свой конверт с деньгами. Ей приходилось платить, чтобы ее не трогали. Она содержала беременных, принимала роды, находила приемных родителей. В общем, работала как лошадь. Мы обе так работали. Она ведь вырастила меня, как мать. Элизабет Уэнтворт была святой.