руки, взяла электрочайник и отправилась наливать воду, а я, мельком глянув в окно, всполошилась. Во дворе парковался хорошо знакомый мне «Мерседес». Из него вышел Роман и зашел в арку. Раздался сигнал.

Признаться, мне бы очень хотелось в этот самый момент по-тихому свалить, но где находится черная лестница, я не знала, а по единственно ведомой мне – той самой, по которой мы поднимались с Гариком навстречу эротическим впечатлениям, – уже грохотали знакомые тяжелые башмаки.

«Блин. Попала, как кур в ощип. Что делать?» – лихорадочно соображала я.

И только я подумала, что можно рвануть вслед за Нинкой на поиски выхода, как тут же, аки по заказу, со стороны двери показался Озолиньш, со стороны второй двери – Нина с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки.

– Ну вот, как ты и предполагал, наша Таня уже здесь, хотя пока и не плачет, – как ни в чем не бывало сказала Нина, – если что, пуля у нее.

– Да вижу уж, – буркнул Роман, – что это у тебя?

– Чай, – безмятежно ответила она.

– Чай?

– Ну да, чай.

– С чем?

– С лимоном.

– Чай с лимоном, значит.

Он взял кружку, понюхал, отставил в сторонку. Затем вытащил из одной из емкостей воронку, сделанную из обрезка бутылки, и мягко, задушевно произнес:

– Иди сюда, хорошая моя.

– Зачем? – осторожно спросила Нина, отползая к стенке.

– Иди, иди, – приговаривал он, потихоньку подкрадываясь, – не робей, все свои.

Тут и мне-то стало не по себе, а Нина и вовсе побелела как полотно.

Тогда Роман протянул свою длинную руку, уверенно взял ее за горло, а потом по-прежнему ласково предложил:

– Давай я тебе сейчас прямо вот это, – он потряс воронкой, – в глотку-то твою глубокую вобью, а потом чайку твоего сверху. Не уймешься никак!

– Не надо, – прохрипела Нина, закатывая глаза.

– Да пошла ты, – бросил он, отшвыривая ее в сторону.

Не глядя, протянул руку мне:

– Карточку дай. Римкину.

Я подчинилась. Карточка полетела к коленкам скорчившейся на полу Нины.

– Пин пять ноль шесть ноль. Все, квиты. Пошли, – это уже мне.

Продолжая недоумевать и все-таки с немалым облегчением, я повиновалась снова. Это было в любом случае лучшим вариантом, к тому же открывающим дорогу на оперативный простор и свежий воздух.

…Как же показалось светло и свежо на улице! Хотя на самом деле было слякотно, лил ледяной дождь и в арке премерзко воняло.

Я вынула Ольгину пулю, поводила ею перед его поганым длинным носом и бросила под кривые ноги:

– На́, подавись!

Роман наступил огромным ботинком на несчастный девайс, и тот, всхлипнув, приказал долго жить всем нам.

– И что это за очередная комбинация была? – язвительно поинтересовалась я, почтив погибшую минутой молчания. – В кого на этот раз целиться изволили? В кого промахнулись?

Он уже открыл рот, как послышались шаги – мимо шаркал старичок с авоськой и кефиром.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровался Роман.

– Добрый день, – приподняв шляпу, ответил прохожий и проследовал своим путем.

– Ни в кого я не целился, ты, умная. Что, думаешь, шею тебе свернуть было трудно в другое время?

– Здравствуйте, – вежливо произнесла я, приветствуя на этот раз бабушку, которая шествовала в арку уже с другой стороны, везя за собой тележку.

– Здравствуй, Танечка, – ответила она, – как Светлана?

– Да все хорошо, – солидно сообщила я, недоумевая, что за Светлана и что за бабушка, – кланяться просила.

– Ну, помогай бог, – кивнула старушка и удалилась.

– …да раз сто мог свернуть, как цыпленку, и всего дел, – процедил Роман вполголоса, – Танька, дура набитая, зачем сюда приперлась? Здравствуйте, – чуть не с ненавистью проговорил он девушке с коляской.

– Ой, – сказала она и повернула вон из арки.

– Нинка блеяла…

– Да класть, что она блеяла! – взвыл он. – Отравила бы она тебя – да в канализацию, на поиски Ольгиной головы. Что вам… вашу, тут всем надо?! – уже с ненавистью заорал он в голос, и несчастные учащиеся местной музыкальной школы с визгами бросились врассыпную.

– Мерзавец ты и козел, пес и вшивый бабник, – сквозь зубы изложила я свое видение проблемы, – и да, фашист поганый.

Неподалеку, где-то с квартал отсюда, начала завывать полицейская сирена.

– Бежим, – мрачно приказал он, – дооскорбляешь по дороге.

Вот и хотелось ведь послать куда подальше – а ведь опять послушалась!

Глава 38

– Куда ехать? – угрюмо спросил он, заводя мотор.

– Ты откуда про голову и канализацию знаешь?

Роман изобразил классический жест «рука-лицо», пожаловался кому-то: «Никогда ничего толком не скажет», – и вырулил на дорогу.

– Я спрашиваю…

– Это я спрашиваю: куда ехать?

– Не знаю, – мрачно буркнула я.

– Тогда к тебе.

– Почему это?

– Потому что коттедж опечатан, а ко мне я баб не вожу, – лаконично объяснил этот хам, – кофе есть дома?

– Есть.

Осенняя погода изменчива, так что, когда припарковались у моего дома, уже прояснилось и довольно много народу вылезло проветриться: тут и мамаши с колясками, и развеселые алкаши с пивом, и лучшие друзья участковых – бабушки – прохаживались, патрулируя окрестности.

Перед тем как вылезти из машины, Озолиньш пригладил волосы, поскалился, изображая улыбку, поправил горло свитера. Забрал с заднего сиденья термосумку и вылез первым, с тем чтобы подать мне руку:

– Прошу.

– Что за комедию ты ломаешь? – улыбаясь сквозь зубы, спросила я.

– Давай сюда клешню, – он насильно заложил мою руку в свою и мягко, но настойчиво потащил к подъезду.

– Пусти, мне больно.

– Не пущу.

Он с видом радушного хозяина поклонился старым кошелкам на марше, посюсюкал младенцам, сурово поприветствовал партию любителей пива – и несколько успокоился лишь в лифте.

– Ты совсем чокнулся?

Он сделал вид, что прислушивается, поднял палец.

Двери лифта разъехались, на пороге возник сосед Серега-алкоголик,