брильянтик – возможно, просто битые пиксели или нечто вроде. Во-вторых, ну, допустим, Ольга могла просто попросить его поносить, это кольцо… тогда, получается, они общались. Но он и не отрицал, что общались. Что, падчерица не может общаться с отчимом?

Да нет, может.

Только как-то странно молодой девушке цеплять на себя мужское кольцо, если только… ну да, если только не относишься по-особому к его бывшему носителю.

Ах ты старый пес.

В этот момент в дверь позвонили. Два ночи. Я удивилась.

Впрочем, у меня полон дом разношерстного народа, чего уж тут – одним больше, одним меньше.

– Привет, – мрачно поздоровался тот самый, который старый пес, – ну что, доработали?

Алексей заверил, что осталось минут на двадцать, только, мол, Эдгарыч, дверь закрой, не нарушай микроклимат.

Тот спохватился и зашел, не дождавшись приглашения. Прошелся по квартире, пристально разглядывая швы, углы, наложения. Выглядел и вел себя как обычно, даже, пожалуй, более чем обычно.

– Ладно, нормально, – вынес он вердикт, – не Версаль, конечно, но…

Увидев свое изображение на мониторе ноута, он остановился как вкопанный, целую вечность пялился в монитор, потом перевел на меня глаза – снова воспаленные, в черных кругах:

– Прикольно. Думал, что ютюб давно все удалил.

– Нет. Интернет помнит все.

Он пригнулся, пригляделся:

– О, и кольцо мое. Такие всему нашему году олимпиоников вручили.

– И куда ж оно делось? – напряженно осведомилась я.

– Ольга выпросила поносить. Мне его не вернут?

– Не знаю, – осторожно отозвалась я, – а зачем же отдал, если такая ценная вещь?

– Ну, просил ребенок. На большой палец. Она же такая вся нетрадиционная, а у них это нечто вроде обручального кольца.

Он развернулся и вышел в коридор:

– Ладно. Мужики, вы скоро там?

Ему подтвердили, что да, заканчивают.

В течение четверти часа они не просто блестяще завершили работу, но и быстро прибрали все, что можно было прибрать, а потом деловито и максимально тихо покинули квартиру.

Роман выходил последним. Честное слово, я была бы только счастлива, если могла бы промолчать, но…

– Послушай.

– Что? – напряженно спросил он.

– Подожди.

– Жду.

Пошарив в сумочке, я достала Риммину карточку, конверт с наличными и протянула ему.

– Вот. На адвоката, там…

Скрипнув зубами, он спросил, что все это, мать вашу, значит.

Я открыла рот. Закрыла. Опустила голову. Вообще, другим я вру куда талантливее, чем себе, не краснея. Но тут я вдруг поняла, что уши у меня горят как фонари.

Он легонько наподдал мне по подбородку:

– На меня смотри. Ты что, ищейка? Она тебя подрядила за мной следить?

– Что? Ах д-да, – с облегчением кивнула я.

Роман выругался – длинно, обстоятельно и практически неслышно.

– Себе оставь. Совести прикупишь.

И ссыпался, по своему обыкновению, вниз по лестнице.

Двигаясь как сломанный робот, я добралась до окна. Мужики закончили перекур и принялись грузиться в «Мерседес», Роман влез за руль. Уехали. Вверх он так и не посмотрел.

Нет, валерьянки, и немедленно. Пес с ней, с химией. Если я сейчас же не отключусь, то это очень плохо кончится. Самым разумным в такой ситуации было бы немедленно стереть его телефон из всех записных книжек.

Я бы так и сделала, только к чему? Я помнила его наизусть.

Глава 36

Назавтра за мной заехал Гарик, глянул на меня – и ужаснулся.

– Джаночка, если ты так переживаешь из-за нашего уговора, пожалуйста, прекращай. Это не твоя вина, ты очень много сделала, я без претензий, сплошные благодарности!

– Спасибо.

– Что, не из-за этого? Неужели из-за масштабов людской подлости и лицемерия? – попытка пошутить довольно грубая, но я видела, что господин капитан пытается таким образом привести меня в чувство.

– Слушай, может, ты приболела? Тогда лучше оставайся дома.

– Я здорова. Едем.

Гарик, пожав плечами, завел машину.

В процессе езды он снова попробовал вывести меня из рефлексии:

– Танечка, ты ничего плохого не подумай, но если хочешь, то полетели со мной. Билет я куплю. Никаких глупостей, просто отдохнешь, за столом посидишь. На Севан свожу тебя, там красота, раки. Ты очень плохо выглядишь.

– Нет, Гарик, спасибо, дружище. Не хочу никуда и ничего. Спасибо, в самом деле спасибо. Приятно.

– Да не за что, – мрачно отозвался он.

И замолчал. Но мне в самом деле было приятно, что он не просто сексуально озабоченный поклонник, но в самом деле беспокоится обо мне.

«Хоть кому-то это интересно!» – сказал брюзгливый голос внутри, но моя же совесть приказала ему заткнуться.

Да, вот это раздрай…

«Так, Иванова, – это я уже сама себе же самой, – а теперь отставить девичьи глупости. Пора вспомнить, что ты профессионал, утереть нюни – и работать».

Когда мы подъехали к «Дубу», машина следственной бригады была уже на месте, тут же присутствовал и автозак, из которого вывели – руки в «браслетах» – Римму.

– Ты сразу пойдешь? – спросил Папазян.

– Знаешь, мне лучше не присутствовать. Буду в окошко подсматривать, – изображая остроумие, ответила я, – ты мне, пожалуйста, маякни, как готово все будет.

– Каким образом? – осведомился он. – Тут связи нет.

– Ну, не знаю. В рог, что ли, труби. Гарик, ну просто свистни с порога, тебе жалко, что ли?

Он поднял руки в умиротворяющем жесте:

– Все-все, понял, – и направился к группе.

Думаю, минут двадцать-тридцать у меня есть, как раз успею отдышаться и окончательно прийти в себя. Чертова валерьянка, до сих пор в ушах звенит.

Я видела, как Макса и Алсу позвали понятыми, как они что-то объясняли, видимо изначально желая отказаться, как Гарик, экспрессивно жестикулируя, в деталях объяснял, что он предпримет при неповиновении и отказе содействовать органам. Талантливая пантомима. Убедительная. Комендант и его супруга смирились.

Я дождалась, когда большинство народу наконец уберется со