– Тебе следовало пригласить меня первым.

– В следующий раз я именно так и поступлю. – Он запечатлел поцелуй у нее на лбу. – Не покидай меня, Донателла. Если сумеешь держать глаза открытыми до тех пор, пока не найдем безопасное и теплое место, то обещаю, что не брошу тебя, как в ту ночь. Вместе мы все исправим.

Угловатые черты его лица внезапно разгладились, и он показался Телле предательски юным. Его темные глаза, выглядевшие больше обычного, были обрамлены лучиками звездного света, отчего ей хотелось смотреть в них вечно. Его взъерошенные волосы торчали во все стороны, точно растекшаяся чернильная клякса, а рот был слегка приоткрыт, будто собираясь вот-вот выдать зловещую тайну.

– Ты самый красивый лгун, какого я когда-либо видела. – Она попыталась добавить что-то еще, но губы отказывались шевелиться. Как же сильно она устала!

Продолжая прижимать Теллу к себе, Данте подошел к мавзолею и распахнул ворота. Телла пообещала себе, что закроет глаза всего на мгновение. Данте что-то бормотал, и она тщилась услышать, что именно. Он как будто делился чем-то важным. Внезапно сильно потеплело, и Телла растворилась в его объятиях и… заснула.

Телле захотелось снова погрузиться в забытье в тот же миг, как проснулась, если эту удушливую форму существования действительно можно назвать бодрствованием. Ее глаза отказывались открываться, а губы – шевелиться. Зато она ощущала терзающую тело острую жгучую боль. В ее мире не осталось ничего, кроме переломанных костей и исполосованной кожи, лишь изредка прорывались обрывки звуков и сбивчивых слов, как будто слух никак не мог определиться, хочет ли он функционировать или нет.

В голове Теллы эхом разносились два мужских голоса, рождая в затуманенном сознании образы отвесных скал, скрытых глубоко под землей.

– Что…

– Я…

– Спасая… ее…

– Я знаю о рисках… но Мойры… Она же не исцелится.

– Мне казалось, что Принц… был единственной вырвавшейся на свободу Мойрой?

– Эта троица… скрывалась много лет… Или сдерживающее заклинание начало ослабевать.

Второй голос чертыхнулся.

И тут Телла ощутила что-то еще, помимо боли – какую-то влагу у себя на губах. Более вязкую, чем вода, с едва уловимым металлическим привкусом. Кровь.

– Пей!

Нечто теплое сильнее прижалось ко рту Теллы, и она почувствовала, как кровь капает ей на язык. Первым порывом было сплюнуть ее, но она по-прежнему была не в состоянии двигаться и даже шевелиться, к тому же, ей нравился вкус крови, в котором смешались сила, мощь и что-то достаточно свирепое, что заставило ее сердце биться быстрее. Приложив огромные усилия, ей удалось слизнуть и выпить еще.

– Хорошая девочка, – произнес один из двух ранее слышанных ею мужских голосов. Теперь, когда ее боль частично притупилась, она вспомнила его имя. Хулиан.

– Этого должно быть достаточно. – Второй голос был ниже и звучал более властно. Данте.

Сердце Теллы заколотилось быстрее.

Мгновение спустя она перестала чувствовать во рту кровь. Терзающая ее боль все еще присутствовала, но притупилась до ноющей.

– Найди ее сестру. – Снова Данте. – И отведи в комнату Теллы во дворце. Не хочу, чтобы она проснулась одна.

Последовала пауза, затянувшаяся так надолго, что Телла испугалась, уж не подводит ли ее снова слух. Наконец тишину нарушил голос Хулиана:

– Она тебе в самом деле небезразлична?

И снова молчание.

– Я хочу отыскать эти карты, и она – наша единственная надежда на успех, брат.

Когда Телла снова пришла в сознание, то должна была чувствовать себя чертовски плохо. Все ее существо должно было быть пронизано болью. Она должна была проснуться в мире, полном страданий, с ноющим запястьем, распухшим лицом и разбитыми ногами. На деле ее тело оказалось целым и невредимым, и ощущала она себя хорошо отдохнувшей. Даже сердце билось сильнее, чем прошлой ночью. Похоже, она каким-то образом перенеслась в иную вселенную, восхитительно умиротворяющую и милую, где царит вечный праздник.

Потрескивал огонь, в воздухе был разлит аромат корицы и гвоздики и слышались взрывы смеха с придыханием – так выражала веселость ее сестра, когда находила собеседника действительно забавным.

Раз Скарлетт хихикает, значит, не так все плохо.

Телла осторожно приоткрыла веки. И тут же снова их смежила. Вернее, попыталась это сделать, но глаза отказывались закрываться, словно были не в силах перестать смотреть на Скарлетт, такую яркую в соблазнительном красном платье, и слабо светящегося Джекса, праздно опирающегося о спинку одного из плюшевых диванов в башне Теллы. Ее сестра и мнимый жених смеялись, болтали и смотрели друг на друга так, будто были серьезно увлечены друг другом.

Телла села. Казалось, она парила под потолком, а не лежала на кровати. Она не хотела знать, кто и как сменил на ней испорченное платье. Как бы то ни было, сейчас на ней надет совершенно новый наряд – серебристо-голубого, как глаза Джекса, цвета, с подвязанными простым бантом рукавами, струящейся юбкой и лифом, украшенным вышитыми черными лентами цветочками чертополоха, которые делали ее похожей на подарок, развернутый лишь наполовину.

Телла окинула взглядом комнату. Тусклый персиковый свет, льющийся в окно, намекал, что сейчас утро, но нигде не было заметно ни следа присутствия Хулиана или Данте. От одной мысли о Данте у нее закружилась голова, и снова захотелось закрыть глаза. Стоило подумать о том, как он защищал ее, баюкая в объятиях, как ее кожа тут же потеплела, а в следующее мгновение ее словно огнем обожгло – при воспоминании о последних словах, сказанных им Хулиану. Хотелось верить, что все это было лишь сном, но кто же тогда ее исцелил? И как она оказалась здесь?

Сидящие у догорающего камина Джекс и Скарлетт все еще увлеченно болтали, и ни один из них не заметил, что Телла проснулась. Джекс подбрасывал в воздух и ловил бледно-голубое яблоко, что-то тихо при этом говоря. Телла не расслышала ни слова, зато заметила, как порозовели щеки сестры.

Телла кашлянула. Громко.

– Ах, сестренка! – Скарлетт вскочила с места, покраснев еще сильнее. – Как же я рада, что ты очнулась! Мы с Джексом так волновались.

Телла резко повернула голову в сторону упомянутого злодея.

– Вот уж не думала, что тебе позволено входить в мои покои.

– Забавно, что ты все время забываешь одно важное обстоятельство: я наследник престола, – мягко произнес Джекс. – Этот дворец практически принадлежит мне. Но даже если бы это было не так, никто не смог бы воспрепятствовать мне тебя увидеть, пусть полученная тобой травма и была незначительной.

Продолжая смотреть Телле прямо в глаза, он подошел к кровати, молча приказывая согласиться со всем, что скажет дальше.