После ухода Скарлетт на порог покоев Теллы доставили букет плюмерий без записки. Она предположила, что это подарок от Джекса, поскольку цветы подходили к пышному бальному платью, присланному им ранее тем же вечером. Телла хотела было выбросить цветы в окно, но что-то в их аромате показалось таким знакомым, что при мысли о расставании с голубым букетом она испытала почти физическую боль. Поэтому она пристроила один цветок себе в волосы, за ним последовал другой, третий… Телла растворилась в их сладком аромате, всецело отдалась процессу вплетения их в локоны, чтобы не думать о предстоящем ужине с императрицей Меридианной империи.

Поскольку эта мысль лишала ее душевного равновесия.

Так как ее отец был губернатором, Теллу обучили, как нужно себя вести на званых приемах с аристократами, но следовать этим правилам у нее обычно не получалось. А уж об ужинах с особами королевских кровей ей и вовсе ничего не было известно.

Она взяла еще одну плюмерию из поредевшего букета и тут услышала смешок. Отвернувшись от туалетного столика, она увидела стоящего в дверном проеме Джекса, опирающегося о раму.

Она ожидала, что хотя бы на этот раз он приложит усилия, чтобы выглядеть по-королевски. Но, как и в ночь Судьбоносного бала, на нем даже фрака не было. Одет он был в свободного кроя рубашку цвета пролитого бренди и с дырочками на плечах, как будто он оторвал некое украшение. Полы рубашки болтались поверх выгоревших темно-коричневых лосин, которые, в свою очередь, были заправлены в неполированные кожаные сапоги. Его внешний вид нельзя было назвать даже небрежным, но, тем не менее, от него продолжало исходить медное сияние.

В руке без перчатки он держал свежее яблоко, белое и незапятнанное, как простыни девственницы.

– Добрый вечер, Донателла.

– Ты же знаешь, что неприлично прокрадываться в комнату молодой девушки.

– Полагаю, приличия мы давно оставили в прошлом. Но, – одним гибким движением Джекс оттолкнулся от дверного проема и предложил ей руку, – сегодня обещаю вести себя наилучшим образом.

– Это мало о чем говорит. – Телла разгладила свои пышные юбки и встала со стула. Надетое на ней платье казалось тяжелее, чем любое другое, присланное Джексом. Лиф его был изготовлен из жемчужно-голубого шелка и лишен всяческих украшений, зато юбка представляла собой изысканную комбинацию из расшитых драгоценными камнями завитков, сумеречно-синих бархатных цветов и льдисто-голубых кружев, случайным образом рассыпанных по ткани, точно из опрокинутой шкатулки для драгоценностей.

– Не волнуйся, – сказал Джекс. – Уверен, что ты придешься Эль по душе.

– Это ты к императрице так обращаешься?

– Элантина – слишком длинное слово.

– А меня называешь полным именем.

– Мне нравится его вкус. – Подчеркнуто неспешно Джекс прокусил кожицу яблока, обнажив темно-красную мякоть.

Зная, что любые признаки неловкости и неудовольствия бесконечно радовали Джекса, Телла заставила себя взять его под руку. К ее удивлению, он вел себя как джентльмен, когда они поднимались по ступеням золотой башни Элантины, чтобы встретиться с императрицей на самом верхнем этаже.

Сосредоточенный на своем яблоке, а не на спутнице, Джекс почти не сжимал руку Теллы, так что она могла бы в любой момент высвободиться. Преодолев несколько лестничных пролетов, он сам отпустил ее руку, резко повернулся к ней лицом и вдруг впился острыми зубами не в яблоко, но в собственную нижнюю губу, в то время как его серебристо-серые глаза скользили по ее волосам. Телла потеряла по дороге несколько цветков, и они упали на ступени. Наверное, так даже лучше. И все же, глядя на нее, Джекс начал хмуриться.

– Что такое? – спросила Телла.

– Императрица должна поверить, что мы любим друг друга. – Он сделал паузу, словно тщательно обдумывая, что сказать дальше. – Отношения у меня с Эль непростые. Даже, я бы сказал, сложные. Если бы я мог ее убить, то непременно так бы и поступил, но у нее имеется защита, которая не дает мне этого сделать. И хотя она стара, умирать явно не собирается. Тем не менее она близка к тому, чтобы передать мне свой трон. Однако этого не произойдет, пока я не найду кого-то, кто, по ее мнению, достоин править вместе со мной.

– Думаешь, я подходящая кандидатура? – со смешком подхватила Телла.

Но Джекс оставался предельно серьезным.

– Ты сумела убедить Легендо помочь тебе, ты умерла и снова вернулась к жизни, и осмелилась поцеловать меня. Конечно, ты самая что ни на есть подходящая кандидатура.

На мгновение задержавшись на ней взглядом, он тут же отвел глаза. Посмотрев в ту сторону, Телла увидела висящее на стене зеркало, в котором отражались они оба. К удивлению Теллы, Джекс в зеркале казался другим; должно быть, оно было неспособно передать его истинную сущность. В разорванной рубашке и неполированных сапогах он по-прежнему выглядел так, словно только что встал с постели или выпал из окна с небольшой высоты, но при этом казался моложе, более мальчишеским и озорным, а вовсе не воплощением зла. Его глаза были ярко-голубыми, без всякого намека на серебро. Хоть кожа его была бледна, на щеках появился слабый румянец, а изгиб тонких губ намекал, что он вот-вот скажет что-то неприличное.

– Ты смотришь не на того человека, дорогая. – Джекс нежно прижал руку к ее щеке и заставил слегка повернуть голову, чтобы Телла увидела свое собственное отражение.

Она больше часа просидела перед зеркалом, украшая волосы цветами, но так и не увидела себя по-настоящему. Иногда, глядя в зеркало, она готова была поклясться, что замечает тень смерти вместо своей собственной. Но сейчас, всматриваясь в свое отражение, смерти она не находила. Кожа Теллы светилась, причем не только от подъема по лестнице, но и жизнью, в которой будут еще многие дни, недели и сезоны приключений. Рядом с ней Джекс внезапно показался бледнее обыкновенного. Его сияние означало, что он никогда не умрет от естественных причин или смертельных ран, а ее порозовевшая кожа говорила о том, что она будет жить.

– Другие люди могут сколько угодно недооценивать тебя, Донателла, но только не я.

Телла постаралась не обольщаться его словами. Всю жизнь ее именно что недооценивали: отец полагал бесполезной, а сестра любила, но старалась оберегать от неприятностей, бабушка и вовсе считала помехой; даже сама Телла иногда принижала собственную значимость. Какая жестокая ирония, что тот, кто, казалось, верил в нее больше всех, одновременно медленно убивал ее.

– Если я потерплю неудачу, ты и меня убьешь, как убил свою предыдущую невесту?

Выражение лица Джекса изменилось.

– Я ее не убивал.

– Тогда кто это сделал?

– Кто-то, кто не хотел, чтобы я взошел на трон.

Джекс уронил яблоко, которое покатилось вниз по ступеням, взял Теллу за руку и привлек к себе чуть ближе, чем раньше, почти защитным жестом. Они продолжили подниматься. То, что она упомянула о его бывшей невесте, его как будто искренне расстроило. Возможно, если бы Телла поверила ему, то почувствовала бы себя виноватой. Но он был Принцем Сердец, не способным на искренние чувства – это всем известно. В историях говорилось, что ему предназначена лишь одна настоящая любовь, но Телла сомневалась, что он уже ее нашел. Учитывая, как небрежно он упомянул о своем желании убить императрицу, Телла считала, что потеря одной человеческой жизни на Джекса никак бы не повлияла.