города, Эстер подошла к маленькому зарешеченному окошку в стене своей камеры и посмотрела на деревья и землю. Она надеялась, что Блэкберны благополучно доберутся до Онтарио. То, что они стали мишенью Шу, по-прежнему не имело смысла. Фанни и Джеймс никогда никого не беспокоили. Они не участвовали в мероприятиях Комитета бдительности и очень редко выбирались в город. Если бы не их присутствие в церкви каждое воскресенье, никто бы даже не знал, что они живут в Уиттакере. Так как же Шу узнал, что они беглецы? Кто-то подсказал ему? Она считала это маловероятным. У них не было врагов, о которых она знала, и она никогда не слышала, чтобы кто-то плохо отзывался о них. От следующей мысли у нее пробежали мурашки по спине. Могло ли их предательство быть делом рук предателя, который также предал Галена?

Ее размышления были прерваны, когда дверь камеры открылась и вошел шериф

— Мисс Эстер, мне нужно попросить тебя о большом одолжении.

— Я буду рада помочь, если смогу. В чем дело?

— Если я оставлю тебя здесь одну, ты попытаешься сбежать?

Эстер была уверена, что ее замешательство было очевидным, но он продолжил:

— Я обещал своей жене, что приду на сегодняшний концерт в ее церкви. Мой заместитель Патрик должен был работать в вечернюю смену, чтобы я смог пойти, но он не сможет. Его мать заболела, и ему пришлось вернуться домой, чтобы присмотреть за ней.

Эстер не колебалась.

— Сдержите обещание, данное своей жене. Я обещаю быть здесь, когда вы вернетесь.

И она будет. Лоусон был справедливым и порядочным человеком. Во многих случаях он предпочитал смотреть в другую сторону, когда дело касалось дел Дороги, и, по словам ее тети Кэтрин, он сам прятал нескольких беглецов, прежде чем стать шерифом. То, что Лоусон был лучшим другом ее отца, только усилило ее уважение к нему как к человеку. Эстер сдержит свое слово, потому что в какой-то момент в ближайшем будущем ему придется отчитываться перед начальством за побег Фанни Блэкберн, и она не хотела, чтобы у него возникли проблемы ещё из-за одного побега. Им было бы невыгодно, если бы его заменил кто-то менее гуманный.

— Шериф, я доставила вам более чем достаточно огорчений для одного дня. Поезжайте. Со мной все будет в порядке. Все, о чем я прошу, — это чтобы вы заперли меня. Я не хочу, чтобы Шу навестил меня, пока вас здесь нет.

Хотя Лоусон и попросил Шу уехать из города, Эстер сомневалась, что южанин согласится сделать это с такой поспешностью.

Лоусон, по-видимому, тоже испытывал опасения.

— Хорошая мысль. Подожди-ка.

Он ушел и вернулся с винтовкой и патронами.

— Вот, держи это. Если Шу покажет свою уродливую морду, можешь пристрелить его с моего благословения.

Эстер взяла ружье и отметила, что оно заряжено.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет.

— Уверена, что мне не стоит остаться и присмотреть за тобой? Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.

— Со мной все будет в порядке. А теперь идите на концерт.

— Вернусь меньше чем через час.

— Идите.

Шерифа не было уже четверть часа. Эстер сидела на койке и читала, когда услышала, как в замке поворачивается ключ. Сначала она подумала, что шериф вернулся гораздо раньше, чем планировалось, но, когда звуки возни продолжились, у нее возникло дурное предчувствие, потому что она не помнила, чтобы у шерифа Лоусона раньше возникали какие-либо трудности с открытием замка. Инстинктивно она поняла, что человек по ту сторону двери — не шериф, и волосы у нее на затылке встали дыбом. Она заставила себя двигаться медленно, очень спокойно прижав винтовку к бедру и прикрыв ее краем расклешенной юбки.

Дверь открылась, и вошел Эзра Шу. Позади него стояли двое его людей, чья грязная одежда и дикие глаза были под стать его собственным. Эстер выдержала его грубый взгляд, не отреагировав.

Он улыбнулся, затем тихо спросил:

— Ну, и что это тут у нас?

Эстер не двигалась и не сводила глаз ни с него, ни с мужчин, все еще стоявших в дверях. Страх сотрясал ее, но она не позволяла ему взять верх. Если она проявит хотя бы намек на покорность, они нападут, как дикари, какими они и были.

Шу подошел ближе, достаточно близко, чтобы она почувствовала его запах. Он наклонился, и его улыбка стала похотливой.

— Я видел, как шериф уходил. Мы с ребятами подумали, что тебе, наверное, одиноко.

Один из мужчин захихикал. Шу посмотрел на них и ухмыльнулся. Когда он снова повернулся к Эстер, дуло винтовки смотрело ему прямо в глаза. Его брови так приподнялись от потрясения и удивления, что Эстер захотелось улыбнуться, но у нее не было времени наслаждаться его реакцией. Сейчас она была слишком сосредоточена на том, чтобы сохранить преимущество.

— Отойдите, мистер Шу.

Он не стал возражать. Когда он подчинился, она медленно поднялась с койки. Ее движение заставило его людей впервые увидеть ее оружие, и один из них негромко выругался в тревоге.

Эстер тихо потребовала:

— Бросьте ключ в угол и уходите.

Они были застигнуты врасплох, поэтому никто не пошевелился. Затем она услышала чей-то нервный смех.

— Девочка, ты не станешь ни в кого стрелять. Разве ты не знаешь, что использовать оружие против нас противозаконно?

Эстер перевела взгляд на мужчину, который сделал это замечание. Он стоял перед дверью, ухмыляясь. Она выстрелила в дерево над его головой, напугав всех до смерти, они выругались и бросились врассыпную. Когда в камере снова воцарилась тишина, все уставились на нее, как на сумасшедшую. Эстер не дрогнула. Гнев придавал ей сил. Как они смеют ссылаться на закон, зная, что у них было на уме, когда они вошли. Она ненавидела насилие, но без колебаний перестреляла бы их всех.

Шу прорычал:

— Если бы мы были на Юге…

— Но мы не на Юге — холодно перебила Эстер. — Вы на Севере, где холодная погода сводит чернокожих с ума. Разве не этому вас учили? Должна ли я продемонстрировать, насколько я сумасшедшая? — с горечью бросила она.

От них не ускользнул сарказм, потому что Шу сказал своим людям:

— Пошли, ребята.

Но Эстер он пообещал:

— Твой день настанет, девочка. Ты только подожди.

И он выбежал из комнаты.

Эстер стояла с ружьем, пока не услышала их шаги по дощатому настилу снаружи. Только тогда она рухнула на койку и дала волю эмоциям. Когда она положила ружье рядом с собой, ее руки так сильно дрожали, что ей пришлось прижать их к