Очень скоро к скоплению возмущающихся подоспели зеваки, и толпа стала приобретать массовость.

— Вы об этом просили? — сквозь зубы процедил Альмов, когда стекло главной двери разлетелось с жалобным звоном по крыльцу из-за внушительного камня и огонь стал настойчиво ползти внутрь.

— Не совсем… — ответила я, поражаясь тому, как наигранный гнев может перерасти в реальный.

— Кристина, я по вашей милости участвую в разбое. Я…

— Тшшш, — прошипела я, потому что на крыльцо вышли два охранника.

— Что происходит? — спросил один из них.

— Вы обокрали нас! — прокричал кто-то.

— Это несправедливо! — вторил ему голос.

— Как вы смеете сидеть в своих офисах, за семью замками и делать вид, что не замечаете, что дети голодают?

Мы с Альмовым переглянулись.

Дети?…

— Думаете, те вещи, которые вы охраняете, достались вам законным путем? — прокричал еще один голос.

«Какие несогласованные обвинения, — пронеслось у меня в голове. — Это может навести на подозрения о причине их собрания».

— Успокойтесь, — увещевал охранник. — Если у кого-то есть жалобы, обратитесь к нашему начальству, и мы в ближайшее время рассмотрим ваши заявления.

В здании оставался еще один человек, по словам Альмова, сидевший, так сказать, на вахте.

— Знаем мы, как вы все рассматриваете! — прокричала девушка, с которой я разговаривала. — Пусть выйдет вон тот, что прячется от нас, сидит на посту. Он не уйдет от нашего правосудия!

— Да, выманиваем всех, — тихо похвалила я девушку. — Пошли, — выдохнула я и, стараясь быть бесшумной, стала подбираться ко входу.

— Кристина, я отказываюсь участвовать в этом, — схватив меня за руку, прошипел детектив.

— Тогда сидите, как трусливый заяц под… фикусом, — бросила я.

Высокие пальмы и кусты сейчас играли не только декоративную роль, но и служили хорошим средством защиты от посторонних глаз. А шум во дворе отвлекал от нашего негромкого спора.

— В чем дело? — на крыльцо вышел вахтер. — Что вы тут устроили? Думаю, все ваши проблемы решаемы. Мы ведь живем в цивилизованном обществе.

Как же он близко! Только глухой не услышит, как колотится мое сердце.

Все трое стали медленно и нерешительно спускаться по ступенькам, а сердце не только ушло в пятки, но и активно пропускало удар за ударом от страха.

Вот сейчас нам нужно выйти на открытую поверхность, ничем не защищенную. А если кто-то из зевак нас увидит? Тогда все пропало.

— У вас нет плана. Что вы собираетесь делать, когда попадете внутрь? — попытался остановить меня Дмитрий.

— Мне нужен верхний этаж.

— А дальше что? — не унимался он.

— Будем смотреть по обстоятельствам.

— На чистой удаче вы никуда не уедете. Такого рода операции требуют тщательной подготовки.

Именно об этом я и думала, когда мы сюда летели.

— Вы хоть понимаете, во что ввязываетесь и во что втягиваете меня? — не унимался Альмов.

— Не знаю, как у вас, а у меня нет другого выбора. Или у вас был более приемлемый вариант попасть внутрь?

— Да я вообще не думал…

— Только не говорите, что не догадывались о моих намерениях, когда взялись помочь мне в поездке в Барселону.

Альмов сжал зубы и выдохнул, испепеляюще взглянув на меня.

— Вы идете? — спросила я.

— Вы не оставляете мне выбора. Но если нас схватят, меня ждет трибунал.

— Хватит мямлить, наконец, — зло процедила я.

Мы со следователем пробирались к двери. Вернее, к тому, что от нее осталось.

Охранники остановились на приличном расстоянии от толпы. Даже я теперь не знала, что от нее ожидать.

Может быть, их широкие плечи скроют нас от любопытных зевак?

Разбитое стекло стало неприятно хрустеть под ногами, а горючая жидкость коктейля Молотова норовила ухватить за край брюк.

Крики на улице усилились, словно по мановению дирижерской палочки. Я уже не слышала того, что кричали возмущающиеся, но в охранников снова полетели предметы.

— Быстро, — и Альмов буквально втащил меня внутрь.

Мы почти мгновенно пробрались к лифтам. Из моей памяти ускользнул момент преодоления длинной дистанции мимо поста охраны, гостевых столиков и цветков в больших вазонах, — скорее всего, из-за страха, сжимающего сердце, и адреналина, бушующего в крови.

Толпа и охранники остались далеко позади и не могли нас тут видеть.

— Фролова, ты же понимаешь, что нам надо подниматься по лестнице, — он отдернул мою руку от кнопки вызова лифта.

— Но это двадцать третий этаж, — с ужасом сказала я. — Да и к тому же как ты откроешь двери? В праздники наверняка все закрыто.

Следователь достал — нет, он выдернул — из моих волос шпильку.

— Насколько мне известно, в таких учреждениях несложные замки в пожарных выходах и прочих служебных помещениях.

Он с легкостью справился с замком, и я с недовольством начала подъем по ступенькам.

— Двести восемьдесят, двести восемьдесят один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, — я бухнулась на двести восемьдесят восьмую ступеньку, которая оказалась последней ступенькой где-то на восемнадцатом этаже.

— Зачем ты считаешь? — удивленно спросил Альмов, справляясь с одышкой.

— Я всегда так делаю, когда занимаюсь монотонным делом, — ответила я, чуть дыша.

— Зато я знаю, что нам осталось пять этажей. Не расслабляться.

— Пару секунд, — ответила я, поднимаясь на ноги.

— Откуда ты узнала, что это двадцать третий этаж? — облокотившись о дверь выхода с лестничной клетки последнего этажа, спросил Дмитрий.

— Ты не представляешь, сколько интересной информации содержится в Интернете, — тяжело дыша, ответила я, умалчивая о плане здания в квартире Инесс.

После манипуляций с замком мы вошли в просторный холл и направились в единственно возможном направлении.

Найти нужную дверь оказалось несложно, потому что на ней красовалась табличка «Управляющий директор. Александр Дроуш».

— Надеюсь, у тебя есть опыт открывания сейфов, — прошептала я, когда мы вошли внутрь, и взгляд приковался к чугунному красавцу с кодовым замком.

— Конечно, Кристина, — возмутился Альмов. — Ловить тех, кто умеет это делать — мое хобби.

Словив мой тяжелый взгляд, он ответил на этот раз серьезно:

— Нет.

— Плохо, — я задумалась, вспоминая содержание кипы бумаг в квартире той же Инесс.