— Где эти чертовы такси? — сокрушенно спросил он неизвестно кого.

— До моего дома минут десять ходьбы. Давай проветримся… — предложила Лидия Степановна.

— Давай… Держись крепче…

Они шли молча сначала по широкой хорошо освещенной улице, а потом по темным пустынным и слякотным дворам.

— Вон мой дом, — указала Лидия Степановна на белеющую за ветками деревьев девятиэтажку. — Я живу на седьмом этаже. Будем прощаться.

Родик, подчиняясь скорее какой-то обязанности, чем сексуальному стремлению, обнял Лидию Степановну за талию и попытался поцеловать, но поскользнулся и начал падать, потянув ее за собой…

— Извини. Ты не ушиблась? — спросил Родик, приходя в себя и при этом не предпринимая ничего для того, чтобы подняться.

— Нет… По-моему, только что-то порвала, — тоже не пытаясь встать, рассмеялась Лидия Степановна.

— Дай посмотрю… — хихикнул Родик, переворачиваясь на бок и стараясь проникнуть рукой под складки одежды.

Она поймала его руку мокрыми от снега пальцами.

— Тут не надо…

— Пойдем к тебе…

— Ко мне нельзя. Там мама и дочка.

— А муж?

— Муж объелся груш…

— Ясно… В гостиницу не пустят…

— А с чего это вы, Родион Иванович, взяли, что я пошла бы с вами в гостиницу? — кокетливо переходя на «вы» и делая попытку подняться, спросила Лидия Степановна. — Шустрые вы в Москве какие.

— Ну хоть поцеловать-то можно?

— Нельзя… Лучше помоги мне встать.

Родик вскочил на ноги и протянул к Лидии Степановне обе руки. Она послушно ухватилась за них и легко встала, как бы случайно попав в Родиковы объятия. Губы их встретились.

Родик проснулся от мерзкого звона. С трудом он понял, что этот звук издает телефон, стоящий на письменном столе. Родик обвел взглядом незнакомую комнату, стараясь понять, где находится.

Наконец, сообразив, что это гостиничный номер, он встал и поднял трубку.

— Родик, тебя не добудиться, — раздался голос Михаила Абрамовича. — Нас уже ждет машина. Давай, поторопись. Я буду в фойе.

— Минут через тридцать. Побреюсь, помоюсь и спущусь. Не торопись. Думаю, что директор еще не проспался после вчерашнего. Они все были очень хороши. Да и вопросов нет — считай, все решили. Остались лишь формальности. Лучше подумай о завтраке.

— Я уже попил кофе. Тут все работает.

— Хорошо. Закажи мне, если есть, яичницу…

Обманщик — это змея, которая жалит в темноте.

К. Гельвеций

Родик кисточкой для бритья мылил лицо, когда телефон призывно зазвонил. Звонки повторялись, но никто не брал трубку.

Родик крикнул: «Наташа, ответь!»

Телефон продолжал звонить.

Поняв, что никого уже нет дома, он, чертыхнувшись, закрыл воду и побежал в столовую. Подняв трубку, он пожалел о том, что прекратил бритье. Оттуда раздался знакомый, показавшийся нудным голос Михаила Абрамовича.

— Миш, я перезвоню, — не здороваясь, прокричал Родик и, с размаха бросив трубку на аппарат, заспешил в ванную.

Но телефон опять ожил звоном.

— …Нуда чертова, — выругался Родик и снова ответил.

— Родик, привет. Я получил факс из Лондона от Гриши. Все хуже, чем ты предполагал. Мы выпускаем недоделанный желтый кардамон. То, что мы представили в последний раз, — это полуфабрикат, из которого можно делать желтый кардамон. Поэтому он и имеет зеленый цвет.

Родик в общем-то был готов к чему-то подобному… Однако удар, вероятно, оказался сильнее, чем предполагала предварительная готовность. Впервые в жизни он не мог говорить. Что-то оборвалось внутри, расхотелось что-либо делать, даже разъединять телефон. Его тело непроизвольно бухнулось в кресло. Трубка продолжала издавать звуки, но Родик даже не понимал, что это: сигнал разъединения или спокойный голос Михаила Абрамовича. Он бездумно сидел, неподвижно уставившись в работающий телевизор, и пытался взять себя в руки.

Кожа на лице — то ли под действием сохнущего крема, то ли по какой другой причине — стянулась и мешала ему сосредоточиться. Родик провел по лицу рукой. Крем для бритья попал в глаза. Резкая щиплющая боль выбросила Родика из кресла и заставила бежать в ванную.

Холодная вода привела его в чувство, но сосредоточиться все равно не удавалось. Что-то ускользало из сознания.

Родик, так и не добрившись, со слезящимися глазами вернулся в столовую, взял трубку, прислушался… Короткие гудки.

Он положил трубку на аппарат, но тут же поднял ее и набрал номер офиса.

— Миша, извини, тут у меня что-то разъединилось. Ты все правильно понял? Если не трудно, прочитай мне факс…

Текст послания окончательно привел мысли в порядок. Хотя внутри еще оставалась какая-то пустота, мозг уже начал выдавать первые идеи.

— Миша, срочно разыщи Лену. Пусть она доставит в офис все данные по зеленому кардамону. Обрати ее внимание на то, что необходимо найти и взять с собой литературные источники, по которым Боря формировал его состав. Пока о факсе ничего ей не говори. Я скоро буду. Обсудим все не по телефону. Привет. — Не дождавшись ответа, Родик нажал на рычаги и медленно положил трубку на аппарат.

Посидев еще несколько минут, он вернулся в ванную. Перед тем как продолжить бритье, долго смотрел в зеркало, но, не увидев ничего нового, опять намылил щеки, аккуратно добрился, почистил зубы и залез под душ. Также методично он позавтракал, не спеша выпил две кружки чая, оделся и вышел из квартиры. Лифт долго не приезжал, но Родик, против обыкновения, не нервничал и даже не собирался воспользоваться лестницей, что делал каждый раз в таких случаях.

Наконец он добрался до машины, завел ее, очистил лобовое стекло от наледи и принялся прохаживаться по двору в ожидании полного прогрева мотора и салона. Все это время он не переставал размышлять, а размышлять было о чем. Родик никак не мог соединить информацию из Лондона и данные, полученные несколько дней назад от Лены.

Единственным объяснением могло стать еще раньше высказанное им предположение о том, что Боря неверно задал исходный состав зеленого кардамона, а образец танзанийцев являлся желтым кардамоном, либо его кто-то подменил. Как это могло произойти? Боря — опытный, знающий научный сотрудник. Почему он ошибся? Бред… Подмена же могла произойти только у нас. «Поеду в Ленинку разбираться», — решил Родик.

Он уже несколько лет не посещал главную библиотеку страны, в которую когда-то настойчиво стремился и сумел попасть только после защиты кандидатской диссертации, да и то приложив массу усилий и пройдя долгие мытарства. Ленинка считалась единственной библиотекой Москвы, где можно было найти ответ на любой вопрос и даже почитать запрещенные труды капиталистических философов. Здесь Родик впервые познакомился с Ницше, Фрейдом и многими другими основателями чуждых коммунистам идеологий. Книги эти были тяжелыми для чтения, и Родик временами засыпал в тишине читальных залов. Однако желание понять причины, по которым этих общепризнанных гениев ругали хуже, чем любых подонков, превалировало, и Родик с присущим ему упорством изучал придуманные ими философские концепции. В результате ничего предосудительного он не обнаружил, хотя многое из прочитанного представлялось спорным и слабо обоснованным. Вскоре Родик потерял интерес к подобному чтению и стал посещать Ленинку лишь по необходимости, связанной с возможностью получения свободного библиотечного дня, — тогда он мог заняться научными вопросами, не входящими в круг его прямых служебных обязанностей. С годами таких библиотечных дней становилось все меньше, а в последние годы они вообще исчезли.