Повернула голову, с сомнением оглядывая юношей. Ни намека на взрослых и представительных офицеров, о которых рассказывал дедушка. Такие «бравые» солдаты скорее проведут все вечера в губернаторском доме на балах. Танцевать вот у них получалось не в пример лучше, если вспомнить наш открытый урок у мадам Франсуазы.

Я представила, как, пока офицеры рассказывают смешные истории, красуясь перед дамами, под окнами крадутся маленькие, толстенькие контрабандисты. У каждого на спине был привязан мешок с … ну с чем-то очень «контрабандным». Люди тихонько шли, один за другим, ступая след в след. И стоило кому-то сбиться с шага, как идущий впереди уродец разворачивался и шипел на соседа. Слышали ли наши бравые бывшие студенты какие-либо звуки? О нет! У них в бокалах, не тише контрабандистов, радостно булькало игристое вино.

Я разозлено посмотрела на магов, почти позабыв, что представленная картинка лишь плод моего воображения.

— Поверить в собственную силу как в высшее благо, — нравоучительно сказал месье Оливье, обводя взглядом учеников.

Услышав голос учителя, спохватилась, что опять отвлеклась (только я могла думать о таких глупостях посреди столь важного факультатива!) и свела брови к переносице, делая вид, что не меньше мальчишек раздумываю о причинах провала.

Слышала же, что сюда стремились попасть многие на последнем курсе менталистики, но везло единицам. А я вот тут, но мечтаю о сущих пустяках! Тайком покосилась на месье де Грамона: читал ли он мои мысли?

Месье де Грамон и месье Фернан молчали, не вмешиваясь в учебный процесс. Зато «старик» с интересом следил за выражениями лиц юношей. Посмотреть было на что: от возмущения на лице Этьена, который наверняка был уверен в том, что уж менталистка-то точно самый уникальный дар, до смущения у Лусьена.

— Несмотря на теоретические выкладки, которыми изобилует любой учебник по менталистике, мы далеко не боги. Умение читать чужие эмоции, сильные порывы или даже мысли не дает абсолютной власти. Тем более далеко не со всеми это получится. Никогда не задумывались, отчего при весьма большом числе студентов первого курса, при министерстве действительно важными делами занимается несколько десятков? Большая часть наших выпускников разойдется в лечебные учреждения, школы-интернаты и тюрьмы в качестве надзорных служб, дабы следить за эмоциональным состоянием подопечных. Почему кто-то, подобно месье де Грамону, будет в высшем эшелоне, а кто-то… на обочине героических свершений?

— Вроде вас? — спросила я и сжалась от уничтожающего взгляда учителя.

Однако смешков в классе не последовало и я осмелилась перевести дух. Виновато покосилась в сторону месье де Грамона, который строго покачал головой, явно не одобряя мою реплику, зато месье Фернан, похоже, веселился.

— Что есть у этих людей, чего нет у большинства? — Продолжил месье Оливье, проигнорировав мои слова, — умение сомневаться в себе. Умение слушать, прежде всего, свои чувства. А еще понимание, что лишних знаний не бывает, даже если к нашей дисциплине они относятся весьма посредственно. Мадемуазель Эвон, назовете нам способы распознать иллюзию.

Я вскочила со своего места, радуясь, что наконец-то могу быть полезной.

— Прежде всего, редко картинка является однородной. Даже при детальной прорисовке мелочей, наверняка попадется «прозрачная» часть, на которую «не хватило» фантазии, времени или сил. Чем больше воплощение, тем больше светлых полос будет. Исключение составляют артефакторные иллюзии, но они весьма громоздки.

Месье Фернан решил помочь мне с наглядным материалом и быстро создал видение огромной, во всю стену, картину. Это было какое-то сражение, в котором участвовали васконцы! И хотя на флагах был изображен не барсук, а ласка, я подозрительно покосилась на книжника. Неужели он в курсе моего секрета? Что же это за тайна такая, о которой почти все знают?

— Вот, видите? — Я ткнула рукой в самый низ картины, где рисунок смазался и светил полосами.

Судя по лицам остальных студентов, они не понимали, о чем я говорю. Ну да, им было весьма тяжело, ведь они не видели разницы в прорисовке деталей, которую делал месье Фернан. Точно так же, как я не понимала, когда месье Оливье говорил об эмоциях и настроении, разделяя их на два понятия.

— Еще один и самый простой способ. Иллюзии не материальны.

Я подошла к стене и положила ладонь на ее поверхность. Моя рука потонула в дымке, которая образовалась от соприкосновения «картины» с моей кожей.

— Даже когда месье Фернан примерял на себя личину месье де Грамона, простое соприкосновение могло его выдать.

— Вам бы пришлось схватить меня за нос, мадемуазель, — улыбнулся книжник, — Я умею накладывать независимые иллюзии на разные части тела.

Я восхитилась. О таком я и не слышала и даже не предполагала, что подобное может быть возможно! Удивительно. И отчего нам не рассказывали о таком? Или тут обстоит дело, так же как и с менталистами? Девочкам не надо, а потому и не хотят тратить время на объяснение ценных сведений? То-то из нас готовят «специалистов», умеющих найти сказку ребенку на ночь.

— И все же, я разочарован, что вы не воспользовались знаниями за второй курс по распознаванию иллюзий, — покачал головой месье де Грамон.

Класс притих, даже месье Оливье выглядел смущенным. Судя по всему, сам он тоже не смог разобраться с тем, кто-таки настоящий «Цепной пес». Я приложила ладони к щекам, скрывая лихорадочный румянец, который наверняка появился. Если бы не сегодняшнее занятие по иллюзиям, которое вел месье де Грамон, я бы тоже не смогла ответить на вопрос, хотя для меня он вообще профильный. Неужели «старик» таким образом заботился обо мне, чтобы ребята прекратили надо мной посмеиваться и относились более серьезно?

— Даже предположим, вы их не вспомнили. Предположим. Хотя, на мой взгляд, это большой минус для вас, как будущих специалистов, но почему тогда, вы не воспользовались вашим преимуществом? Разум менталиста работает на прием сигналов из вне, — начал месье де Грамон, — каждое существо, каждый предмет, испускает определённого рода эманации. А вы не смогли отличить живой цветок от иллюзии мадемуазель Эвон.

По мере того как мужчина говорил, окружающие все больше замирали, втягивая головы в плечи. Я поерзала на своем месте, прекрасно понимая чувства студентов: очень неприятно, когда твой кумир, человек которого ты боготворишь, выговаривает тебе какой ты безответственный. Вдвойне кошмарно, оттого, что слова де Грамона были истиной.

Я чувствовала, что мне не стоило быть свидетельницей подобной сцены. Мне не простят. Но что я могла сделать? Выбежать из класса, закрыв уши руками? Вот бы глупо я смотрелась, пытаясь открыть запертую на ключ дверь.

— И ведь месье Фернан не закрывался, не скрывался под иллюзией. Но вы…

Я и сама против воли сжалась, хотя менталист даже не повышал голоса! Покосилась на месье Оливье и поняла, что ему так же неуютно из-за того, что месье де Грамон сердился.

— Но ведь месье Фернан стал вами, разве это не есть сокрытие под иллюзией?