Кеннеди мир стал по-настоящему мрачным и угрожающим. Его смерть стала для моего поколения знаковым моментом между Перл-Харбором и девятым сентября, когда плохие вещи перестали происходить «где-то там» и начали случаться «прямо здесь».

Статистика преступности может с этим не соглашаться, но именно тогда мы начали ощущать, что все плохо, и наша жизнь выходит из-под контроля – в ноябре 1963 года. На второй день после покушения Бостонский душитель изнасиловал и убил свою двенадцатую жертву из тринадцати, двадцатитрехлетнюю учительницу воскресной школы. Двенадцать – много даже по сегодняшним стандартам; ученые, занимающиеся серийными убийствами, относят такие дела к «экстремальным»: где количество жертв превышает восемь. (Интересно, откуда они взяли это число – почему не семь и не девять?)

Бостонский душитель выделялся из остальных, поскольку пресса вела счет его жертв, одной за другой, пока он убивал – или полиция предполагала, что убил он. Существуют причины полагать, что Альберт Де Сальво не совершал все тринадцать убийств, в которых признался – если убивал вообще. В действительности Де Сальво признал себя виновным в нападении и вооруженном ограблении четырех женщин в 1967 году, и его адвокат, Ф. Ли Бейли, утверждал, что признание в убийстве приобщили к делу с целью доказать его невменяемость. Вместо этого Де Сальво приговорили к пожизненному заключению, хотя не судили ни за одно убийство.

Сьюзан Келли в своей книге «Бостонские душители», а также другие критики, включая Роберта Ресслера и Джона Дугласа, убедительно доказывают, что многие из бостонских убийств не соответствовали профилю Де Сальво или какого-либо другого убийцы-одиночки, включая последнее приписываемое Де Сальво убийство девятнадцатилетней Мэри Салливан 4 января 1964 года.

За несколько десятилетий так и не нашлось твердых доказательств, привязывающих Де Сальво к убийству. И только в 2013 году правоохранительные органы Бостона, округ Саффолк, и штата Массачусетс сделали совместное заявление о том, что анализ ДНК подтвердил, что сперма, оставшаяся на месте убийства Мэри Салливан, принадлежала ему, тем самым положив конец сомнениям насчет виновности Де Сальво.

Хотя все мы следили за делом Бостонского душителя, пока оно расследовалось, под конец оно увязло в юридической путанице, когда в 1967 году Де Сальво подал апелляцию. А к тому моменту внимание общественности сосредоточилось на новых серийных убийцах. Годы, последовавшие за преступлениями Бостонского душителя и убийством Кеннеди, прославились всплеском насилия. Людей убивали повсюду: у них дома, в церквях, на работе, на улицах, в парках и на школьных спортивных площадках, в кампусах колледжей, в Хлопковом поясе, в торговых центрах, во время беспорядков и на собраниях сект, а за границей на войне – на рисовых полях в странах Третьего мира. Это было неслыханно. Так продолжалось вплоть до конца 1960-х: периодические вспышки новых зверств и террора, которые возбуждали у людей паранойю, заставляя представлять себе, что еще страшного может случиться.

В 1964 году двадцативосьмилетнюю Китти Дженовезе, менеджера бара, закололи ножом в подъезде дома, где она жила, в Ки-Гарденс в Квинсе, относительно спокойном районе Нью-Йорка. Газеты утверждали, что тридцать восемь соседей слышали ее крики, но никто не взывал полицию и уж тем более не пришел к ней на помощь, а убийца трижды возвращался и наносил ей новые раны. Про одного свидетеля писали, что он прибавил громкость радиоприемника, чтобы заглушить мольбы девушки о помощи. Позднее это стало классическим примером для учебников по психологии, а также многочисленных экспериментов и гипотез относительно «апатии постороннего»[171].

Как ребенок, росший в Торонто, Канада, в 1960-х, я был хорошо знаком с делом Китти Дженовезе, и примерно в тринадцать лет мы с приятелем устроили на улице собственный эксперимент: облились кетчупом и притворились, что деремся, на глазах у людей, проходивших мимо. Мало кто решил вмешаться. Но я говорю про Торонто 1960-х, суровый протестантский город. Нью-Йорк тогда был совсем другим, и история Китти Дженовезе – чушь собачья. На самом деле в свой первый день в Нью-Йорке в 1970-х, когда я неосторожно припарковался в Бауэри, люди гнались за мной два квартала, чтобы предупредить, что мою машину сейчас эвакуируют. Никто не стал бы этого делать в моем родном Торонто, даже сегодня. Когда на Китти Дженовезе напали, люди звонили в полицию, а кто-то даже кричал преступнику оставить ее в покое; в ожидании «Скорой помощи» вокруг нее собралась целая толпа, пытавшаяся как-то помочь, пока девушка истекала кровью, но общественность узнала об этом только в 2000-х [172]. История Китти Дженовезе стала городской легендой, умело распространенной корреспондентами «Нью-Йорк Таймс» (по утверждению самой «Нью-Йорк Таймс», опубликованному десятилетия спустя) [173].

В начале 1960-х случай с Китти Дженовезе стал притчей во языцех по двум причинам: он напоминал девушкам не ходить никуда в одиночестве – лучше сидеть дома, – а во‐вторых, показывал, что никто не вмешается, если с ними что-то произойдет. Все это объяснялось якобы апатией и бездушностью жителей большого города. Дженовезе отличалась редкой красотой, в духе Одри Хэпберн с большими глазами беспомощного олененка, и пресса намеренно скрыла тот факт, что она была лесбиянкой [174]. Кто захотел бы вмешаться, если бы знал это? – примерно так рассуждали люди в те времена. Пресса в красках расписывала, как Китти поздно вечером одна возвращалась домой, в свой безопасный жилой квартал, и тут ее убил распоясавшийся афроамериканец из «неблагополучного» района.

Затем, летом 1966 года, страну потрясла новость о том, что в Чикаго алкоголик и бродяга, двадцатичетырехлетний Ричард Спек, накачавшись амфетамином, зарезал и задушил восемь студенток-медсестер.

Три недели спустя двадцатипятилетний Чарльз Уитмен, бывший военный механик, а ныне студент колледжа в Остине, Техас, зарезал жену и мать у них дома, потом забрался на часовую башню Университета Техаса со снайперской винтовкой и перестрелял сорок пять человек, убив двадцать из них (включая нерожденного ребенка, мать которого выжила, и мужчину, который скончался в 2001 году после долговременных осложнений от ранения), а также разделался еще с троими, пока прорывался на смотровую площадку башни.

Далее с разницей в несколько месяцев в 1968 году были убиты Мартин Лютер Кинг-младший и Роберт Ф. Кеннеди, а между этими убийствами произошли расовые волнения.

И когда наши парни вернулись домой из Ми Лая и их стали обвинять в убийствах детей, а беременную актрису Шэрон Тейт и ее гостей зарезали в ее доме на Голливудских холмах бандиты из секты Чарльза Мэнсона, культ хиппи и «власть цветов» захлебнулись в крови и в буквальном, и в метафорическом смысле слова.

Нам казалось, что хуже быть уже не может.

И тем не менее хуже стало.

Мы не