Чуть позже президент вышел под камеры и встал перед родителями, чьи дети погибли от вооруженного насилия — очень много было родителей жертв стрельбы в младшей школе «Сэнди Хук» из Ньютауна, Коннектикут. Президент произнес самую красноречивую, самую честную речь, какую я слышала в жизни — и больше такой не услышу. Он говорил о погибших первоклассниках. Он все повторял это слово — «первоклассники» — и прослезился. Я видела слезы. Он вытер те, что текли по левой щеке, а правую — нет. Потом, через пару секунд, вытер оба глаза. Заговорил о том, как легко, слишком легко, купить огнестрельное оружие в интернете или на оружейной выставке, без проверки. Потом обрисовал план, как это исправить, и многое другое.

Когда пресс-конференция кончилась, я еще постояла в зале, и ко мне подошли люди со значками, на которых были фотографии их убитых детей. Родители с мертвыми детьми на лацканах. Они просто хотели рассказать мне о своих детках. Некоторые потеряли детей в «Колумбайн». Милая пара, чья дочь погибла в кинотеатре «Аврора», сказала, что девочка была моей поклонницей. Я слушала, обнимала их и обещала, что буду продолжать бороться вместе с ними.

Весь день в Белом доме я думала о Мейси и Джиллиан. Несколько часов я сдерживала слезы, но когда президент на пресс-конференции упомянул стрельбу в Лафейетте, я не смогла не заплакать. Эти женщины навсегда останутся в моих мыслях. Я их не забуду. Я буду трудиться каждый день, чтобы почтить их память, и жить так, что они, надеюсь, мною гордились бы.

За месяцы, прошедшие с визита в Белый дом, я много говорила об оружии со сцены или в сценах об оружии в своей программе. Меня тут же начинают критиковать в интернете. Критиковать — это если мягко выразиться. Многие с ума сходят от мысли, что власти хотят «отнять у них оружие», а я выступаю вовсе не за это. Большинство участников нашего движения заботится о том, чтобы прекратить вооруженное насилие и сделать наше общество безопаснее. На меня нападают в Twitter (и это, на самом деле, одно из самых мягких и цензурированных оскорблений, которые я получаю): «Это не твой уровень, Шумер! Занимайся тем, что знаешь!» Разумеется, большинство называет меня жирной сукой, что мне уже начало нравиться.

Но они ошибаются (не в том, что я жирная сука; это субъективно). Они ошибаются, когда говорят, что это не мой уровень. Потому что я знаю эту проблему. И вы тоже. Любой, кто живет и дышит и у кого есть мнение о том, можно ли стрелять первоклашек прямо в школе, достаточно сведущ, чтобы высказаться. Я не политик и не ненавидящая НСА хитрая еврейка, какой кажусь некоторым людям в определенных частях страны. Большинство членов НСА — прекрасные люди. Но их лидеры чокнутые. Я — простая американка, которая считает, что мы можем проявить больше здравого смысла, чтобы уберечь свои семьи, детей и друзей от того, что их застрелит какой-то психически неуравновешенный — который, для начала, и не должен был получить в руки это оружие.

Хочу поблагодарить Джейсона Ржепку и Ноэль Хауи из «Эвритауна» за то, что помогли мне ознакомиться со статистикой по вооруженному насилию и законами об оружии. Еще хочу поблагодарить семьи Мейси Брё и Джиллиан Джонсон за то, что предоставили эти фотографии и позволили мне почтить память Мейси и Джиллиан.

У меня никого не было года три до того, как я познакомилась с Беном. Ну, это не совсем правда. Есть три чувака, которые прочтут это и скажут: «КАКОГО, ШУМЕР?!» И я такая: «Не называйте меня „Шумер“, мы отчасти из-за этого и расстались!» Шучу, но у меня в бойфрендах за эти годы побывали трое парней. Упс! То есть четверо. Только что вспомнила еще одного. Но с каждым все кончалось через пару месяцев, и я даже не успевала почувствовать себя с кем-то из них настоящей парой. Мы играли. Примеряли, как джинсы, чтобы посмотреть, как оно будет. Через месяц-другой один из нас начинал звать другого «зайка», или знакомиться с его друзьями, или строить возможные планы на будущее, но до сути в итоге не доходило. У меня ни с кем до нее не доходило в последние годы — до Бена.

Все это время у меня все очень хорошо шло с работой. Знаю, это предложение звучит как крик о помощи. «Сейчас я по-настоящему счастлива, полностью отдаваясь работе» (и она запивает упаковку таблеток литром «Джека»). Но я серьезно. Такие невероятные вещи иногда и вправду случаются. Становилось даже как-то не по себе от того, насколько нормально мне было одной. Я была почти уверена, что мне понадобится какая-то романтическая встряска или занятия сексом для того, чтобы мне было совсем хорошо, но ничего такого не надобилось. Я чувствовала себя отлично, впахивала, делая то, чем по-настоящему гордилась. (Вроде сценки в моей программе, в которой девушка непроизвольно пукала, когда ее пугали, и в итоге ее за это убили.) Помогает то, что работа у меня по-настоящему прикольная.

Я уже пережила панику, в которую впадаешь, когда все твои друзья переженились до тридцати и начали заводить детей. За ней следует паника пострашнее — когда тебе исполняется тридцать, а ты все еще одна. От ужаса я даже начала строить с друзьями-мужчинами планы: если мы так и останемся одинокими после сорока, то поженимся и разрешим друг другу встречаться с другими, но будем верны обещанию состариться вместе. По сравнению с браками, которые я видела, пока росла, заранее спланированный брак с другом (или двумя) в зрелом возрасте не кажется такой уж безумной идеей. Что, наверное, было некоторой придурью — так это то, что я принялась заключать столько соглашений о браке сразу. Я все устраивала для того, чтобы после сорока моя жизнь стала чем-то вроде «Большой любви» наоборот — с кучей взаправдашних братьев-мужей. То есть… позвольте… как это «так не бывает»?!

Мои родители были женаты, оба. И по до фига раз. Каждый по три, если быть точной — что приучает не слишком вкладываться в любовь к кому-то, кого через пару месяцев можно сменить на другого. У меня, бывало, инфекции в мочевом пузыре длились дольше, чем некоторые из родительских браков. И браки эти запустили дверь-вертушку, через которую к нам шли и шли новые родственники. В первый раз, когда один из твоих родителей встречается с кем-то достаточно долго и достаточно всерьез, чтобы тебя знакомили с тамошними детьми, ты вкладываешься. Думаешь: «Ух ты! Это будет моя новая сестра или брат! Может, мы будем одалживать друг другу одежду и вместе пить чай по вторникам в „Алисиной Чашке!“» Даешь им понять, что они тебе интересны как люди. Задаешь вопросы типа: «Когда у тебя день рождения? Ты свеклу любишь? Ты вибратором когда-нибудь пользовалась?» Ладно, последнего не было. Но ко времени, когда на подходе третий брак и родственник номер какой-он-там, ты просто узнаешь, как кого зовут, и — может, если сложится, — улавливаешь общее настроение.

Когда мой отец познакомился со своей второй женой, Мелиссой, я уже освоила эту стратегию. Папин брак с Мелиссой состоялся не в последнюю очередь, потому что он мог попользоваться ее медицинской страховкой. Что может быть сексуальнее и романтичнее? Внимание, сейчас влюбленные найдут друг друга! Если бы мне нужно было снять трехсекундный фильм об их отношениях, он открывался бы тем, что очень невезучая женщина роняет кошелек. Оттуда драматично выпадает ее карточка «Голубого Креста и Голубого Щита», и мой отец медленно поднимает ее, не глядя на женщину. Когда между ним и Мелиссой все стало вроде как официально, Мелисса представила нас своей дочери за обедом в стейк-хаусе «Рутс Крис».