Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кира кинула на нее пристальный, долгий взгляд.
— Честно говоря, нет, не верю.
Валя безнадежно махнула рукой.
— Все бесполезно, я так и знала. Вадим ничего тебе не скажет, как ни старайся. Он что-то затаил в себе, какую-то нелепую обиду и…
— Не в этом дело, — перебила Кира, продолжая как-то странно, чересчур внимательно разглядывать Валю, словно собираясь рисовать с нее портрет.
— А в чем?
Кира слегка замялась:
— Не знаю, стоит ли тебе знать об этом…
— О чем? Перестань говорить загадками! — Валя вскочила с дивана и подошла к креслу, в котором сидела Кира. — Давай, говори, не мучай меня попусту, и так сил нет.
— Ладно. — Кира тоже встала.
Они с Валей стояли теперь друг напротив друга, лицом к лицу, только Валя была существенно выше ростом, и Кирины глаза находились на уровне ее подбородка.
— Мне кажется, у Вадима появилась другая женщина, — сказала Кира безразличным, отстраненным тоном.
— Женщина? Откуда? — Валя в изумлении отшатнулась, больно ударившись боком о край стола. — С чего ты так решила?
— Оттуда, куда он ездил. Выслушай меня спокойно, не перебивай. — Кира властно взяла Валю за плечо, почти насильно усадила на свое место. — Я только что была у Вадима в кабинете. Там… стоит фото, которого я никогда прежде не видела.
— Фото?
— Да. Молодая женщина, шатенка, очень недурна собой. Он поставил ее себе на стол. Раньше там всегда стояла фотография Лики. Теперь Вадим переставил ее в шкаф.
Валя молчала, опустив голову. То, о чем сейчас говорила Кира, проливало свет на многое, давало ключ к разгадке. Вот, значит, как все просто и обыденно. У Вадима есть другая. Валя была ему интересна лишь несколько месяцев, а затем захотелось сменить пластинку.
— Это все? — мертвым голосом спросила она Киру.
— Нет.
— Что же еще?
— Стол завален письмами. На конверте штемпель Екатеринбурга. Отправитель не указан, но почерк явно женский.
— Ты хочешь сказать, она… пишет ему? Пишет Вадиму?
— Да. И, по-видимому, каждый день. Во всяком случае, через день точно.
Валю вдруг пронзила догадка. Она с силой сжала ладонью подлокотник кресла.
— Не только пишет. Она еще и звонит.
— Верно, — Кира кивнула, — я тоже заметила.
— Господи, — прошептала Валя, криво улыбаясь, — какая же я дура! Полная идиотка. Бог знает, что воображала себе, а ларчик-то просто открывался.
— Сказать по правде, я в шоке, — призналась Кира. — Не ожидала от Вадика такого. Думала, у него к тебе действительно чувство. Радовалась за него, за Антошку. А теперь что…
— А теперь пусть они сами радуются с этой его… этой… — Валя в сердцах треснула по подлокотнику кулаком и вскочила на ноги.
Внутри у нее все кипело и бурлило от гнева. Подлый предатель! Нет, чтобы прямо обо всем сказать, объясниться начистоту — нужно было мучить ее, морочить голову, смотреть зверем, будто она виновата в том, что ему встретилась другая! Да пропади он пропадом, этот Вадим!
— Знаешь, Кир, я уеду! — Валя гордо вскинула голову, тряхнула роскошной косой.
— Куда уедешь? — удивилась Кира. — А Антошка?
— Ему почти десять месяцев. Может обойтись и без грудного молока.
— Да ты что? — Кира смотрела на нее со страхом и укоризной. — Он же тебя мамой зовет. Не жалко?
— Жалко. — Валя сделала глубокий вдох, чтобы не зареветь в голос. — Жалко! И себя мне тоже жалко! Не желаю больше быть посмешищем.
— Кто тебе сказал, что ты посмешище?
— Сама знаю.
— Тебе ведь некуда идти. Станешь комнату снимать?
— Стану.
— Жилье нынче дорогое, все деньги заработанные истратишь.
— Значит, истрачу. Новые заработаю.
Кира осуждающе покачала головой.
— Таких не заработаешь. Молоко в груди не вечно будет. Кончишь кормить, оно исчезнет понемногу.
— Я много чего умею, не только титькой кормить. Пойду в магазин.
— Ой, Валя, Валя, зря я тебе все рассказала. — Кира сокрушенно вздохнула.
— По-твоему, лучше было меня обманывать? — Валя бросила на нее колючий взгляд.
— Да нет, конечно. Правду все равно не скроешь, — согласилась Кира нехотя.
— То-то и оно.
Валя отошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Сердце у нее разрывалось на куски. Как она бросит Антошку? Как сможет просыпаться по утрам и не слышать его нежного, звонкого голоска, не видеть розового, чистого личика, сияющего улыбкой? Как забудет его, ставшего частью ее самой, как забудет этот дом, подаривший ей столько чудесных мгновений, спасший от смертельной тоски, отчаяния и одиночества?
«Все равно придется уходить, рано или поздно, — утешила Валя сама себя, — так лучше раньше, скорей переболит».
Кира за ее спиной молчала, исчерпав, видимо, все аргументы.
«Уеду через неделю, — решила Валя, — а перед этим зайду в кабинет. Погляжу, кто эта краля, на которую он меня променял».
Назавтра она пересчитала все свои накопления. Оказалось, что у нее есть немногим более десяти тысяч долларов. «На первое время хватит с лихвой, — приободрилась Валя, — сниму квартиру, начну лечить Таньку, потихоньку подыщу работу».
После обеда она, вместо того чтобы лечь отдыхать, потихоньку от Киры спустилась вниз. Подкараулила, пока Вадим выйдет из кабинета, шмыгнула внутрь, подошла к столу.
Действительно, там стояла фотография в серебряной рамке — красавица, чуть постарше Вали, темноволосая, темноглазая, немного скуластая, как сам Вадим.
Валя долго разглядывала карточку, позабыв об осторожности, о том, что Вадим в любую минуту может вернуться и застать ее здесь за таким занятием. Ее терзали муки ревности.
«И чем она лучше меня? — недоумевала Валя. — Разве что богачка, раз работает в фирме. Значит, для Вадима это имеет значение».
Ей стало еще больней и горше. Она порылась в стопке бумаг на столе и откопала несколько конвертов, помеченных штемпелем «Екатеринбург». Имя и фамилия Вадима были и вправду выведены на бумаге изящным, чисто женским почерком. Лезть в конверт и читать письма Валя не стала, брезгливо морщась, засунула их обратно в бумажную гущу и выскользнула вон.
Шесть дней она жила, как во сне. Кормила Антошку, купала его, переодевала, ходила с ним на прогулку — и одновременно с этим строила планы, как скажет Вадиму о своем уходе. С Кирой они договорились, что будут звонить друг другу, а по возможности и встречаться.