– А, ну да, – замялся Ричи, – у меня было не так уж много времени, чтобы подумать об этом.

– У меня есть минутка, – сказал Демарко с улыбкой. – Может, подумаешь сейчас? И кстати, кто твои приятели?

– Послушай, – сказал тот, что стоял ближе, – я должен был быть в одном месте уже полчаса назад. Мы завтра поговорим, Ричи.

И он умчался под дождем. Второй сказал, что он тоже, и скрылся следом. Ричи смотрел, как они уходят. Демарко подождал полминуты перед тем, как начать говорить. У него был тихий голос, едва ли громче грохочущего дождя.

– Ты и я, Ричи, – сказал он, – мы никогда не станем лучшими друзьями. Но нажить врага ты себе точно не хочешь.

– Я не знаю, что вы от меня хотите, – сказал Ричи. – Тот парень… и все это, случившееся с девочками? Я об этом слышал, да, но это не значит, что я что-то знаю.

Демарко шагнул ближе и повернулся лицом к улице, как это делал Ричи, но держал руки свободно сцепленными перед собой, а Ричи засунул руки глубоко в карманы. Демарко чувствовал, как в его груди растет презрение, даже гнев. Он хорошо знал это чувство, но не знал его причины. Он уже много раз имел дело с людьми вроде Ричи и всегда мог проявлять к ним какое-то подобие сострадания – к людям, не наделенным особыми талантами или амбициями, проклятым сложившимися обстоятельствами, ограниченным собственным воображением, которое вело их к тяжелой жизни, полной неизбежных несчастий. Так почему же эта враждебность к Ричи, это злобное презрение становилось все больше ядовитым с момента их первой встречи?

– Я знаю таких людей, как ты, всю свою жизнь, – сказал ему Демарко. – Ты занимаешься то одним, то другим. Ты обходишь закон при любом удобном случае, но никогда не выходишь далеко за рамки дозволенного. Говоришь себе, что ты какой-то преступник, но на самом деле у тебя для этого кишка тонка. Ты уже побывал в тюрьме и знаешь, что это далеко не на пикник сходить. Снова туда вернуться ты точно не захочешь, даже на месяц. Но ты всегда держишь ухо востро, верно? Всегда ищешь что-нибудь, на чем когда-нибудь сможешь нажиться, – Демарко повернулся к нему и посмотрел в лицо. – Что ж, я твой шанс, друг мой. Я твоя нажива. Или твой враг. Тебе решать.

Он увидел, как Ричи сглотнул. Даже представил, как у него в голове крутятся шестеренки. Дождь теперь стихал и превращался в ритмичное постукивание. Вокруг витал запах свежего, словно обновленного воздуха. Маленький городок замер.

Ричи глянул на Демарко, не поднимая головы:

– Я слышал, у него есть сводный брат, которого никто не знает, где-то по дороге к Поттсвиллю. Прямо напротив Вест-Форк.

– Имя? – спросил Демарко.

– Стампнер. Зовут Уолтер, кажется. Он вроде амиш или типа того.

– Я ценю твою помощь, Ричи.

– Я не говорю, что он что-то знает. Но он единственный, кто может. Если он вообще все еще жив. Я только знаю, что люди раньше говорили. Даже не помню, от кого это услышал.

Демарко положил руку на плечо Ричи.

– Теперь я твой должник, – сказал он. – Видишь, как это работает?

Ричи задержал дыхание, а потом медленно выдохнул.

– Чувак, – сказал он, – я даже не понимаю, зачем ты лезешь в эту хрень. Ты же даже не отсюда. Если б меня дома ждала такая же куколка, как и тебя…

В то же мгновение рука Демарко скользнула вверх по плечу Ричи и обхватила его за горло. Он поднял подбородок Ричи и сильно толкнул его назад, услышал глухой удар его головы и почувствовал вибрацию через руку. Еще услышал, как ему показалось: «Не делай этого»…

Звук автомобильного гудка, казалось, доносился до Демарко издалека, но становился все громче, пока не оказался прямо позади него, непрекращающийся, пронзительный и настойчивый. Тут Демарко снова пришел в себя, почувствовал, как напряглись его рука и плечо. Он отстранился, отпустил Ричи и повернулся лицом к свету фар. Джейми была где-то внутри этих огней, он знал, хотя и не мог ее разглядеть. И тут он понял, что натворил.

– Это был комплимент! – заговорил Ричи, закашливаясь. – Я хотел только комплимент сделать!

Демарко ушел, опустив голову под дождем. Он открыл дверь со стороны пассажира, взял коробку с пиццей, сел и положил ее на колени. Периферическим зрением он видел, как она смотрит на него, широко раскрыв глаза, все еще слышал эхо от гудка в тишине.

Наконец, она дернула рычаг коробки передач и рванула вперед с визгом шин. Жар от пиццы обжигал его бедра, но он не смел поднять коробку, не смел даже шелохнуться, чтобы не разбить этот ужасный покой.

Я становлюсь своим отцом.

Эта мысль ужасала его. Почему это происходило сейчас? Из-за отсутствия униформы? Из-за отсутствия режима и рутины? Он думал, что уже пережил эту возможность, загнал ее слишком глубоко, чтобы когда-нибудь она снова всплыла на поверхность. Почему сейчас?

Она слишком много для него значила.

Он ждал в машине почти час – дождь уже давно перестал, а пицца осталась на водительском сиденье. Из окна, по которому все еще стекали капли, не было видно ни звезд, ни луны.

Изо всех сил стараясь не шуметь, он вылез из машины с коробкой пиццы в руке и захлопнул дверцу. Потом на крыльцо. Входная дверь не заперта. Дом тихий и темный. Наверное, она была наверху. Он надеялся, что она что-нибудь съела, а не легла спать голодной. Он положил пиццу в холодильник, криво засунув ее, чтобы она поместилась.

Идти наверх или нет?

А что он ей скажет? Мне жаль. Я не знал, что это произойдет. Он отвесил ремарку.

Какую ремарку?

Он сказал, что это комплимент. Я так не считаю.

Какая разница, что он говорит? Почему тебе вообще не плевать?

Я не знаю.

Ты думаешь, что я с ним трахалась, вот почему.

Это не важно.

А ты что, никого не трахал?

Пожалуйста, не надо.

Думаешь, ты первый меня трахаешь? Сколько тебе лет, шестнадцать?

Пожалуйста, хватит повторять это слово.

Хочешь, чтобы я тебе перечислила всех, с кем я трахалась? Этого ты хочешь? Присаживайся поудобнее, я перечислю тебе всех до одного.

А может, все будет не так? Может, она заплачет? Нет, она не станет плакать. У нее есть право быть злой.

Я боюсь, что превращаюсь в отца, – скажет он.

Бога ради, Райан. Повзрослей.

Ключи от фургона лежали на комоде. Он взял их и потряс ими в руке.

Ладно, он тоже может пойти спать голодным.

Серый свет проникал в окно. 05:17. В фургоне уже становилось жарко и душно. Ему следовало бы открыть окно над кроватью, но теперь уже слишком поздно. Спать было невозможно.