Я успокоилась.

– Хватит на меня пялиться, – вдруг сказал он, когда я уже перестала на него смотреть и задумалась о своем. – Я нормальный мужик, без отклонений. Живу сейчас с тремя бабами сразу.

– Как это? – спросил Ося.

– Ну, как… Одна – для души, одна – для постели, одна – для шика.

– Для шика? Это как? – заинтересовалась я.

– В боулинг ходить или на скачки. Или в футбольный клуб. В клубе от нее все мужики лежат вповалку. Она ругается на трех языках и на любое сказанное слово знает анекдот.

– А для души? – удивилась Нара.

– Ну, там настоящий борщ со свиной лопаткой сварить раз в месяц – мне чаще нельзя, я должен правильно питаться. Или салат оливье. Что смеетесь? Вы, к примеру, знаете, что правильный салат оливье содержит в себе не только три сорта мяса, отварные потроха, но еще и рыбу?

– А ты трахаешься только с той, которая для постели, или со всеми тремя? – спросила Нара.

– Конечно, со всеми тремя, – невозмутимо ответил Прикус.

– Врешь, – заметила Нара.

– Не поня-а-ал! – повысил голос Прикус.

– Нара, замолчи, – ласково посоветовала я.

– Нет, пусть за слова отвечает! – завелся Прикус.

– Вон у тебя какие бицепсы. – Нара потрогала его плечо. Тот для наглядности глубоко вздохнул и еще немного раздулся. – Качаешься!

– Анаболики и штанга, – поддержал ее Ося. – Смертельная парочка для секса.

В наступившей тишине слышно только тяжелое дыхание Прикуса. Я еле сдерживаю смех.

– Прикус, – не унимается Ося, – а ты на которой жениться хочешь? На теле, на душе или на постели?

– Мне рано думать о женитьбе, – выдохнул Прикус, поправил зеркальце и уставился тяжелым взглядом на Нару.

Я не против таких раздраженных взглядов, да и Нара к ним уже привыкла.

– Через три года сделаю предложение, а там посмотрим. Что она ответит, – сказал Прикус, продолжая сверлить Нару глазами. – Согласится – я за семь лет как-нибудь войду в прежние семьдесят два килограмма, раз уж ей не нравятся богатыри. Только тогда придется уволиться.

– Генералу не нравятся худые охранники? – потянулась я и стала просматривать диски в небольшой стойке.

– При моем росте – метр девяносто – я выглядел тогда не просто худым – истощенным! Генерал сразу определил меня разводным при его дочери, но сказал, чтобы я накачался как следует в противовес двум ее ухажерам.

– Разводным?.. – Я покосилась на Осю.

– Морды бить, – кивнул Прикус.

– Ничего не понимаю, кому бить?

– Тому, который, по мнению Генерала, превысит свои полномочия жениха. Синичка была хороша собой, добрая, но ужасно ветреная. Любила сталкивать мужиков лбами. Ты на Осю не поглядывай, мы с ним Синичку давно обсудили, так я говорю, Ося?

– Так, – рассеянно кивнул мальчик, увлеченно разглядывающий что-то на ладони Нары.

– Короче, там такая фишка была. Как только Генерал с утра заподозрит, что Синичка слишком благосклонно смотрит на Гамлета, я к вечеру уже бью морду Кобре.

– Почему Кобре-то? – опешила я.

– Тактика! – Прикус поднял вверх указательный палец.

– Тактика… – задумалась я. – А как ты это делал? Просто подходил и – в морду?

– Нет, конечно. Причину находил. Конкретную! – многозначительно выделил слово Прикус. – Я смолоду ужасно задиристый был. А Ёрка умел хорошо интриговать. Он подслушает чего, насплетничает мне, я – слово за слово – мог завести молодых влюбленных петушков за пять минут. Вот, не поверишь, через три с половиной, нет, максимум – через четыре, я засекал – рекорд терпения был пять и тринадцать! – набрасывались друг на друга с кулаками. Тут вступал я для разнимания и бил морду тому, которого заранее определил Генерал. Ох, и горячие были, когда я их узнал! Ёрик говорил, что с детства они неразлейвода, пока Синичка не сделалась невестой. Ну, потом, конечно, сразу мирились, а того, который от меня получил, приходилось маленько подлечить. Этим уж Синичка занималась.

– Боже!.. – Я закрыла глаза. – А Гамлет с Коброй разве ничего не понимали?

– Понимали кое-что. Потому и не сорились вусмерть. Подерутся, получат от меня по разнарядке финальный хук, а через полчаса уже вместе. Еще и смеются.

– Бедная Синичка… Как же она смогла наконец определиться при таких интригах с мордобоем? – спросила я.

Прикус окаменел челюстями. Я поглядывала на него несколько раз – он застыл лицом, как будто его выключили.

В подземном гараже, дождавшись, когда дети выйдут из машины, он вдруг сказал, бесстрастно глядя перед собой:

– Она не определялась. Мужа назначил Генерал. Так и сказал на помолвке: «Один будет мне зятем, а другой – сыном».

– Обычно зятя и считают сыном, – пробормотала я, выходя из машины.

– А Генерал вот так поделил: зять и сын – по раздельности. Я тебе сказал все, что знал, – многозначительно заявил Прикус, выйдя и глядя на меня через автомобиль. – Больше никогда ничего о Кобре не спрашивай – все сказал. Если умная – поймешь. А если не поймешь… – Он вдруг широко и от души улыбнулся, выставив зубы. – Все равно мне ваша порода нравится!

И я застыла в темном пространстве гаража, приковавшись взглядом к бегающим вокруг колонны детям, с ощущением только что навязанной сделки: информация в обмен на сватовство.

Прикус, закрыв машину, уходил с большой сумкой к лифтам. Дети бегали вокруг колонны. В будке у въезда далекий охранник включил музыку – ударные отдавались эхом. Я лихорадочно перебирала в памяти все сказанное Прикусом, чтобы найти хоть какой-то ключ в его словах. И не находила.

– Все кусочки должны в конце сложиться в правильную картину, – заявил запыхавшийся Ося.

– Что ты сказал? – дернулась я.

– Нара утащила части мозаики. – На протянутой ладошке – вырезанные фигурно кусочки раскрашенных картонок. – И у меня ничего не получалось, я уже подумал, что дебил.

– Ты рассердился? – рассеянно спросила я.

– На нее? – удивился Ося, остановился и уставился на кружащуюся на месте девчонку в коротком плаще.

– А ты меня отлупи! – предложила она, кружась. – Избей же меня, избей, я – мазохистка!

Ося вскинул на меня удивленные глаза.

– Это слово я тебе потом объясню, – заторопилась я к лифтам. – Дома… При случае. А еще лучше у папы спроси. Он объяснит, как это… по-мужски. Вот именно – по-мужски.

Ося поостерегся сразу спрашивать у отца, он спросил, что означает это слово, у Агелены, как только мы ее увидели лежащей на диване в холле.

– Агелена, ты знаешь, что такое мазохистка? – сразу побежал он к дивану.

Агелена медленно села. Я вскрикнула. Ее лицо было в пластырях, верхняя губа вспухла.