Приподняв голову, маркиза смотрела на офицера, не узнавая. Он подошел ближе и, прошуршав по покрытому соломой полу саблей, которую придерживал рукой, присел на ее кровать:

– Что с вами случилось, Анжелика? – спросил он. Голос подсказал маркизе – это был граф Анненков. – Лешка вчера сообщил, что вы уезжаете к французам, я хотел приехать и попросить вас, чтобы вы не уезжали, Анжелика. Но меня призвал командующий гвардией, и я опоздал. Так вы не уехали?

– Я, наверное, почувствовала, что вы, граф, не хотите этого, – проговорила она едва слышно.

– Но почему вы плачете? Что-то случилось, маркиза?

– Если и случилось, то очень давно, – призналась она. – Гораздо раньше того, как началась эта война. Просто я все время не желала понять и принять очевидного. От того и натворила всякого…

– Фельдмаршал разрешил доктору Шлоссу осмотреть вашего брата, – сообщил Алексей, желая ее успокоить. – Бурцев отвезет его завтра на аванпосты. И княгиня Анна поедет с ними. Генерал Милорадович организует палатку на нейтральной полосе, куда Мюрат доставит вашего брата, и доктор Шлосс его осмотрит. Возможно, ему окажут помощь…

– Я так благодарна, – впервые за весь этот ужасный день Анжелика искренне обрадовалась. – Я тоже поеду с ними..

– Как пожелаете, – согласился Анненков. – Только предупредите заранее княгиню Орлову… Мадам, – чуть помедлив проговорил он и с нежностью прикоснулся рукой к ее тонким, трепещущим от пережитого пальцам, – Бурцев сказал, что вы почувствовали себя оскорбленной той холодностью, с которой я, к стыду своему, отблагодарил вас за хлопоты…

– Но я просила Бурцева ничего не говорить о том, – Анжелика возмутилась и приподнялась. – Зачем?

– Он правильно сделал, что сказал, – вступился за товарища Алексей. – Поверьте, мадам, после ранения у меня скопилось очень много срочных дел в полку, но я сам бы приехал к вам все равно. Не сердитесь на меня, Анжелика! Я вовсе не имел в виду то, что вы подумали. Я благодарен вам…

Маркиза не могла не почувствовать, какое тепло исходило от его слов, и не могла не ощутить нежность, прорвавшуюся в ее изболевшееся сердце. Отведя взор, она молчала. Густые золотистые волосы ее скатились волной с плеча и закрыли лицо. Алексей осторожно поправил их. Поддавшись порыву, она обвила руками его шею, он прижимал ее к себе…

Анжелика и не заметила, как дверь чулана приоткрылась. Она услышала только вздох и подняла глаза: княгиня Потемкина стояла на пороге, глядя на них. Инстинктивно Анжелика оттолкнула Алексея от себя. Он обернулся. Маркиза видела, как помрачнело его красивое лицо, подтвердив тем самым все ее прежние догадки.

Не сказав ни слова, Потемкина ушла. Длинный подол ее пышной шубы скользнул по порогу хвостами черной лисицы. Анжелика, боясь выдать свое разочарование, закрыла руками лицо и откинулась на одеяла.

Быстро поцеловав руку маркизы, Алексей встал, и вскоре его шаги раздались уже в сенях. Он тоже больше ничего не сказал ей. Просто ушел – и все. На какое-то мгновение Анжелика словно провалилась в безмолвие, ей показалось, что наступила смерть.

В тот же вечер Главную квартиру русской армии посетил посол императора Наполеона Ло де Лористон. По этому поводу фельдмаршал приказал в русском лагере выказать особенное веселье. Тарутино засияло множеством костров. Отовсюду слышались смех, песни и музыка. Кое-где, поближе к штабным избам, даже пустились в пляс – пущай француз посмотрит, мол.

Выслушав Лористона, Кутузов принял от него письмо французского императора, но допустить посланца к императору России наотрез отказался.

– У меня нет никаких оснований делать это, – сказал старый дипломат молодому. – Я немедленно доложу обо всем Его Величеству, но пока не последовал ответ, я не имею полномочий останавливать военные действия. Как только Его Величество пришлет свое решение, ваш государь узнает об этом – я сообщу через генерала Милорадовича, – пристукнув ладонью по столу, Кутузов встал, показывая Лористону, что больше говорить не о чем.

Как и предполагал Арман де Коленкур, посольская миссия Лористона полностью провалилась – беседа с русским фельдмаршалом окончилась ничем.

На следующее утро генерал-адъютант императора Александра князь Волконский, прибывший в Тарутино накануне, повез письмо Бонапарта в Петербург. Князь ехал один. Сославшись на жестокую лихорадку, которая одолевала ее, княгиня Потемкина не поехала с ним, как того требовал император. Она лишь добавила к письму Бонапарта свое, в котором в основном описывала Александру Павловичу, как проводил время в Тарутино их сын, и очень просила оказать дополнительную помощь госпиталю…

Анжелика спала. Она не слышала веселья в русском лагере, не знала о том, что к фельдмаршалу Кутузову пожаловал посол Бонапарта Ло Батист де Лористон. Маркиза уснула, обнадеженная тем, что завтра она увидит своих братьев, и доктор Шлосс, – она надеялась на него как на бога, – обязательно поможет старшему из них.

Рано поутру Алексей Анненков приоткрыл дверцу ее чулана – маркиза спала. Пережив сильное волнение накануне, она спала крепко. Свечи в канделябре, стоявшем в изголовье ее кровати, уже потухли, и только один огонек освещал Анжелику, огонек той свечи, которую Анненков держал в руках. За его спиной теснились княгиня Орлова и Алексей Бурцев.

На лице спящей маркизы Алексей не заметил тревоги, оно казалось умиротворенным. Красота ее притягивала и соблазняла, и только сознание близкого присутствия княгини Лиз удерживало его от того, чтобы не прикоснуться к ней.

– Ну что? Она спит? – прошептала княгиня Анна. – Как же мы скажем ей? Боюсь, ударов для мадам уже довольно…

– Немного не дотянул, – так же шепотом произнес Бурцев. – Доктор Шлосс уже собрался, все приготовил, а тут – на тебе.

– Не будем будить ее, – решила княгиня. – Пока она спит, она еще надеется, – и выдворив всех, Анна осторожно прикрыла дверь.

Где-то совсем близко прокукарекал петух. Анжелика открыла глаза. На какое-то мгновение ей показалось, что она находится в своем чайном будуаре в Париже, и тонкий шелк белья на ее постели еще хранит очертания и тепло тела того, кто был здесь с ней, а теперь уехал, потому что его призвал к себе император… О, это жалкое пробуждение, щемящее сердце, – нет ни усыпанных вышитыми розами гобеленов на стенах в ее родном и уютном гнездышке, ни кровати-раковины, кружево белья из которой выглядывает наподобие морской пены. Нет и не будет никогда белых роз, какими Арман всегда приветствовал ее поутру, даже если находился далеко, – их привозил курьер, и они будили маркизу своим нежнейшим запахом… Ничего этого нет. А есть тоска по дому, усталость от всего пережитого, закопченные стены чулана и утренний осенний холод – так что носа не высунешь из-под меховых одеял, пока не затопят печь.

Однако маркизе некого упрекнуть, кроме самой себя. Ее никто не звал на войну. Анжелика сама решила расстаться с прозрачными пеньюарами, тончайшими чулками и трепетным запахом духов. Точнее, она все это загрузила в дорожный саквояж, но война оказалась совсем не такой, какой представлялась в Провансе. И пробыв при ставке Бонапарта всего лишь несколько часов, маркиза очутилась в конечном итоге вот здесь, в закопченной избе, топящейся по-черному, вынужденная надеяться на милость двух дам, едва знакомых ей прежде. Арман же обманул ее ожидания еще горше, чем это сделала война.