– Я и не говорил, что ты не управишься.

Я удивленно смотрю на Алена, но он уже отвернулся к Анни, которая помогает ему надеть фартук.

– Так значит, Мами, типа, была влюблена в Жакоба. А как же получилось тогда, что они поженились с моим прадедушкой Тедом? – спрашивает Анни у Алена, когда он поворачивается к ней лицом. Он берет мешочек с сахарным песком и упаковку крупной черники, которую Анни достала из холодильника. – Не могла же она и его так же сильно любить, а? – продолжает Анни. – Или, значит, Жакоб не был ее настоящей любовью.

Я делаю большие глаза. Правду сказать, мне бы тоже хотелось до сих пор верить в настоящую, единственную любовь на всю жизнь. Ален, по-видимому, обдумывая вопрос, берет большую миску и, вооружившись деревянной ложкой, начинает перемешивать муку с сахаром. Я наблюдаю, как он отмеривает соль и соду. Анни протягивает ему четыре яйца, и Ален ловко разбивает их одно за другим.

– Есть разные виды любви в этом мире, Анни, – заговаривает он наконец. Покосившись на меня, он снова переводит глаза на мою дочь. – Я нисколько не сомневаюсь, что твоя прабабушка любила и твоего прадедушку тоже.

Анни недоуменно таращится на него.

– Как это? В каком смысле? Если Мами любила Жакоба, как же она могла, типа, влюбиться еще и в прадедушку?

Ален пожимает плечами, добавляет в миску молока и сметаны. Энергично орудуя ложкой, он размешивает полученную смесь, после чего Анни помогает положить в нее чернику.

– Одни виды любви сильнее других, – отвечает Ален после долгого молчания. – Но это не значит, что одна любовь настоящая, а другая нет. Иногда встречается такая любовь, когда люди изо всех сил пытаются приспособиться друг к другу, но у них так ничего и не получается.

Он смотрит на меня, а я отворачиваюсь.

– А бывает другая любовь между двумя хорошими людьми, когда они восхищаются душой друг друга и постепенно, со временем это восхищение вырастает в любовь.

– Думаешь, у Мами и прадедушки было так? – подхватывает Анни.

Ален аккуратно вставляет бумажные розетки в металлические формочки для маффинов.

– Может быть, – говорит он. – Я не знаю. Бывает, Анни, и такая любовь, встретить которую мы все надеемся, и такой шанс есть у всех. Но мало кому хватает мудрости ее разглядеть и храбрости – вцепиться в нее изо всех сил и не отпускать. Вот такая любовь способна изменить всю жизнь.

– Так любили друг друга Мами и Жакоб? – замирающим голоском спрашивает Анни.

– Я полагаю, что так оно и было, – подтверждает Ален.

– А как это – не хватает мудрости ее разглядеть? – не унимается Анни.

Ален вновь бросает взгляд на меня, а я притворяюсь, будто целиком поглощена выкладыванием на противень миниатюрных «звездных» пирогов. Когда я делаю надрезы на корочке, пальцы у меня слегка дрожат.

– Я просто хочу сказать, что любовь окружает нас со всех сторон, – отвечает Ален. – Но чем старше мы становимся, чем больше нас обижают, ранят, тем труднее бывает увидеть любовь, даже когда она прямо перед нами. И тем сложнее принять любовь в свое сердце и по-настоящему в нее поверить. А если ты не можешь принять любовь или не можешь заставить себя в нее поверить, то рискуешь так ее и не испытать.

Анни явно не очень поняла.

– Так ты думаешь, Мами и Жакоб полюбили друг друга потому, что были совсем молодыми?

– Нет, я думаю, твоя прабабушка и Жакоб влюбились, потому что были предназначены друг для друга, – поправляет ее Ален. – И потому что они не убегали от этой любви. Она их не испугала. Они не позволили своим страхам встать у нее на пути. Многие люди в этом мире никогда не находят своей любви, поскольку сердца у них заранее уже закрыты, а люди об этом и сами не догадываются.

Я задвигаю противень со «звездными» пирогами в маленькую духовку слева и морщусь, неловко дотронувшись рукой до раскаленной дверцы. Беззвучно чертыхнувшись, устанавливаю таймер.

– Мам? – окликает Анни. – А ты так любила папу, такой любовью?

– Конечно, такой, – отвечаю я, не глядя ей в глаза. Не могу же я сказать дочери, что, если бы не беременность, я никогда не согласилась бы выйти за ее отца. Мне хотелось создать семью, и причиной тому была любовь – но не к нему, а к растущей у меня внутри крохе.

Но чем руководствовалась Мами, когда встретилась с дедушкой? Она наверняка была уверена, что навсегда потеряла Жакоба, да и ребенка, видимо, тоже каким-то образом лишилась. Она не могла не чувствовать страшного одиночества и опустошенности. Не это ли толкнуло ее в объятия моего деда? Как могла она лежать рядом с ним ночью, зная, что главная любовь ее жизни уже позади – и навсегда потеряна?

– А что же ты тогда развелась? – продолжает Анни. – Если ты так любила папу?

– Иногда бывает, что все меняется, – уклончиво отвечаю я.

– Только не у Мами и Жакоба, – убежденно заявляет девочка. – Спорим, они так и любили друг друга всю-всю жизнь. Я уверена, что они и сейчас любят.

В этот миг мне становится отчаянно жаль дедушку, этого чудесного, доброго, теплого человека, бесконечно преданного своей семье. Я теряюсь в догадках, знал ли он, что его жена задолго до знакомства с ним навсегда отдала свое сердце другому.

Подняв голову, я замечаю, что Ален внимательно следит за мной.

– Никогда не поздно найти свою настоящую любовь, – он смотрит мне в глаза, – нужно только держать сердце открытым.

– Ну да, – шутливо отмахиваюсь я, – но не все такие везунчики, не всем же выпадает такое счастье.

Ален задумчиво качает головой.

– Иногда нам выпадает счастье, а мы боимся его увидеть. Я закатываю глаза и фыркаю.

– Ага, от мужчин прямо отбою нет, все только и мечтают за мной приударить.

Анни окидывает меня критическим взглядом и обращается к Алену:

– Это верно. Никто ее не зовет на свидания. Только Мэтт Хайнс, но он, типа, чудик какой-то.

Чувствуя, как кровь приливает к щекам, я закашливаюсь и напускаюсь на Анни.

– Ладно, хорошего понемножку, – рявкаю я. – Хватит болтать, пошевеливайся. Тебе еще штрудель готовить, поняла?

– Неважно, – буркает она.

Подготовительная работа идет лучше, чем я ожидала. Благодаря помощи Алена мы готовы к приему посетителей задолго до шести часов. Без двадцати семь заскакивает Гэвин, но в кафе полно народу, мы успеваем только переброситься парой слов. Я наливаю ему кофе, снова благодарю за помощь и желаю удачно потрудиться на веранде у Джо Салливана.

Анни убегает в школу, а Ален остается со мной. После того как схлынула первая волна завсегдатаев и я удовлетворила их любопытство, скупо ответив на расспросы о том, куда я исчезла на целых три дня, кафе пустеет, и мы остаемся одни.

– Фью! – присвистывает Ален. – А у тебя неплохо идут дела, моя дорогая!