– Тогда мы поедем все вместе.

– Это невозможно, Джелиль, потому что ты отвечаешь за Татю. Мы не можем подвергать ее опасностям.

Тут они услышали голос Татьяны и оба повернулись, чтобы послушать, что она скажет. Она стояла, скрестив руки на груди:

– Ты не отвечаешь за меня, Курт Сеит Эминов. Если судьба вела всю дорогу нас сюда, так близко к Шуре, не наша ли это общая судьба? Я согласна с Джелилем. Мы будем держаться вместе.

Сеит посмотрел на них с признательностью и улыбнулся:

– Хорошо! Я сдаюсь. Вижу, что не смогу переспорить вас обоих. Согласен. Мы поедем вместе.

30 декабря 1917 года, за день до Нового года, дом Юлиана Верженского в Кисловодске был почти полностью погружен во тьму. В отличие от прошлых лет только одно или два окна на верхнем этаже светилось, и то тускло.

Шура металась между чемоданами и своими вещами на кровати, в гардеробе, в шкафах. Ее мама и няня помогали ей выбирать самую нужную одежду и складывать чемоданы. Екатерина Николаевна осмотрела чемоданы опытным взглядом, выбрала самый большой и отодвинула в сторону:

– Этот тебе не нужен, Шурочка, чем легче поедешь, тем лучше.

За час Шура упаковала самое необходимое в два саквояжа и сумку и была готова к отъезду. Ее соболиная шапка и муфта были в саквояжах. Когда извозчик остановился перед парадной дверью, в доме началась грустная церемония прощания. В слезах Шура обняла мать, Екатерина Николаевна тоже с трудом сдерживала слезы. Она обнимала младшую дочь, затем целовала в щеки снова и снова:

– Не плачь, Шурочка, не плачь. Скоро все наладится и наша семья снова будет вместе. Зато ты будешь в безопасности у дяди.

Шура попрощалась с сестрой Валентиной и няней. Пока ее багаж грузили в экипаж, она обняла мать и сестру еще раз. Грохот канонады раздавался совсем близко. Оглянувшись, они увидели, как пламя взрывов освещает темное небо. Екатерина Николаевна подтолкнула дочь к экипажу:

– Доченька, торопись! Не то опоздаешь на поезд.

Как только она села, лошади рванулись вперед. Шура обернулась, чтобы помахать семье, и смотрела на дом, пока он не скрылся. Она уже тосковала по семье и по счастливым дням детства. Если бы не возница, она бы заплакала. Она подняла воротник пальто. Она не могла больше сдерживаться, и улицы расплылись в ее глазах.

Они ехали по тихим улицам Кисловодска. Когда приехали на станцию, Шура не поверила своим глазам, увидев огромную толпу. Очевидно, не она одна собиралась бежать из города. Множество людей толпилось на перроне, придерживая чемоданы с самым дорогим и необходимым, дожидаясь поезда в надежде, что он увезет их от приближающихся врагов. Шура покинула уют отцовского дома и тепло материнской груди: теперь она была одной из тысяч людей, бегущих от почти неминуемой смерти к возможной жизни, не зная, что готовит будущее. Между ними не было различий. Как только они услышали свисток поезда, вокзал превратился в хаос. Люди, тащившие своих детей, толкавшиеся, пускавшие в ход локти, поразили ее. Шура не была готова к такой борьбе. Она схватила свой багаж в страхе потерять его и последовала за возницей, прокладывавшим ей дорогу. Начальник станции пытался установить хоть какой-то порядок, но безуспешно. Поезд, который прибывал к вокзалу, чтобы отправиться из Кисловодска в Новороссийск, был товарным, но он уже был плотно набит людьми на предыдущих станциях.

Шура взобралась в вагон с помощью извозчика и симпатичного незнакомого молодого человека. Судьба скручивала ее жизнь. Она смотрела на людей, сдавленных как сардины вместе со своими чемоданами и узлами, и дрожала. Мрачные лица выглядели так, будто они никогда не улыбались. Она знала, что это не так, что на самом деле война и особенно революция изменили людей и сделали их суровыми. Молодой человек, который помог ей взобраться в вагон, нашел для нее место и махал, стараясь привлечь ее внимание. Она надеялась, что он делает это из вежливости. Вряд ли от него можно было ждать чего-то дурного. Она попыталась попросить разрешения пройти. «Увы! Такие слова потеряли свое значение», – подумала она. Тогда она стала подражать другим, проталкиваясь плечами и локтями. Ей казалось, что она задыхается. Молодой человек протянул руку и помог ей протиснуться в маленький уголок, который придержал для нее.

– Куда вы едете?

– Екатеринодар.

– К сожалению, придется ехать в такой толпе.

– Сколько нам ехать?

– Кто знает? Десять дней, может, больше.

Шура распахнула глаза:

– Что, так долго?

– В нынешних обстоятельствах нам повезет, если мы вообще доедем.

Она испугалась и осторожно посмотрела на него. Он выглядел смирившимся с таким положением дел. Шура почувствовала тайную гармонию с ним. Иметь кого-то, кто мог бы защитить ее от этой безумной толпы, было кстати. Он положил ее саквояжи и сумку наверх, в дальний угол, затем потянул защелку и открыл маленькое окно на уровне головы: это было окошко для проветривания. Шура с благодарностью улыбнулась ему. Он ей понравился. Это чувство отличалось от любви. По крайней мере, она может улыбаться каждый раз в благодарность за его доброту.

Поезд ехал медленно, внезапно останавливался, не двигаясь целыми часами. Остановки между станциями вызывали целый шквал слухов: это большевики захватили железную дорогу и их отправят назад. Никто не знал правды. Спутник Шуры только улыбался:

– Видите, люди производят слухи, а дальше сами начинают верить в собственные выдумки, даже если они пугают их. Это вызвано потребностью верить у тех людей, которые потеряли надежду.

Шура улыбалась его взглядам. Он был интересный и странный. Шуре повезло, что она получила такого спутника в долгом и утомительном путешествии.

На третий день ее молодой компаньон сошел с поезда на станции, чтобы купить еды, и не вернулся. Шура ждала, пока поезд не тронулся, но о нем не было никаких вестей. Он либо сел в другой вагон, либо вообще отстал от поезда. Она внезапно почувствовала себя одинокой и слабой. Она решила держаться тихо и не разговаривать ни с кем до конца путешествия. Она верила, что чем тише она будет, тем лучше будет для нее.

Путешествие казалось бесконечным. Шура напрягала слух, когда поезд останавливался на станциях, но Новороссийск не упоминали. Она скрутилась калачиком в своем углу и попыталась забыться. Что мать и Валентина делают сейчас? От мыслей об отце у нее на глаза навернулись слезы. Она все еще не свыклась с его смертью. Где ее братья, с кем они сражались? Сеит, где был он? В ту секунду, когда она подумала о любимом, что-то кольнуло в ее сердце. Она совсем потеряла связь с ним. Она не знала, дошли ли до него ее письма или нет. Она не получила ответа. Она не знала, вернулся ли он с фронта или нет. Может быть, он арестован вместе с царем и его семьей. Слезы навернулись ей на глаза, а она не хотела, чтобы кто-то видел ее плачущей. Она закрыла глаза и попыталась успокоиться.