– Почему же нет? – немного обиделся я. – У меня сложилось определенное мнение.

– Тогда держите его при себе, дорогой друг, чтобы я не пытался поделиться с вами своей интерпретацией.

– Меня бы крайне удивил такой ваш поступок, сэр, – усмехнулся я. – Вы всегда внушали мне, что ваши теории и гипотезы являются собственностью клиента и не должны использоваться для развлечения окружающих, даже друзей и близких.

Торндайк немного опешил от моей тирады, потом расхохотался, похлопал меня по плечу и добродушно провозгласил:

– Благодарю за понимание, а то я чувствовал неловкость от того, что так скрытен с вами, хотя вы разбираетесь в этом деле, пожалуй, не хуже меня. Давайте откупорим бутылку поммара и выпьем за здоровье моего преданного и деликатного помощника. Слава богам, вот и Полтон, окутанный благоуханным ароматом.

– Жареное мясо, доктор, – коротко пояснил тот.

– Говядина, – принюхался Торндайк, – услада для могучего Шамаша6 и голодного врача-юриста. Объясните, дружище Полтон, как получается, что ваши ромштексы вкуснее всего, что я когда-либо пробовал? Вы разводите особую разновидность быков?

Полтон расплылся в улыбке:

– Секрет в специальной обработке, сэр. Перед приготовлением я отбиваю мясо в ступке так, чтобы не разрывать волокна, а затем раскаляю печь градусов до шестисот и кладу целиковые куски на противень.

– Молодец, Полтон, бесподобно! Откройте бутылку поммара и зарядите кассеты двумя фотомеханическими пластинами десять на восемь дюймов. Нынче вечером мы ждем в гости двух уважаемых леди, которые принесут некий важный «прибор».

– Приготовить гостиную наверху?

– Нет, не нужно.

– Тогда я немного приберусь в лаборатории. – И Полтон поспешил на свое рабочее место, где чувствовал себя достойнее и увереннее, чем в роли повара и официанта.

– Так, говорите, мисс Гибсон интересуется ходом расследования? – спросил меня Торндайк, немного утолив голод.

– Да, ее это весьма беспокоит, – ответил я и передал своему коллеге весь наш разговор с девушкой, стараясь не упустить малейшие детали.

– Вы поступили разумно и дипломатично, отказавшись посвящать леди в наши эксперименты в Скотланд-Ярде, – похвалил меня Торндайк. – Мы пока что держим свою тактику в секрете и от Скотланд-Ярда, и от целого мира. Зато мы знаем козырную карту мистера Синглтона и его подчиненных и, исходя из этого, выстроим игру так, чтобы нанести противнику неожиданный удар.

– А разве полиция – наш противник? – удивился я, еще утром заметив, что мой ученый друг не спешит объединять свои усилия с чиновниками из Скотланд-Ярда. – Полицейские детективы ведь тоже стараются найти настоящего преступника, а не огульно обвинить в краже какое-то конкретное лицо, например Рубена Хорнби.

– Теоретически я с вами согласен, – ответил Торндайк, – но на практике все иначе. Производя арест, полиция публично декларирует обвинение. С этого момента все трудности обрушиваются на голову задержанного, и доказать свою непричастность к преступлению становится проблемой исключительно обвиняемого, а не властей, которые отныне умывают руки. Такая система пагубна в принципе, но особенную вредоносность она приобрела теперь, когда эффективность офицера полиции поставили в зависимость от количества обвинительных приговоров, которых он добился. Одним словом, официального сыщика превращает в палача сама юридическая машина, пусть даже она и согласуется с законом. Юристы заинтересованы не в поиске истины, а в том, чтобы всеми правдами и неправдами выиграть процесс и покарать. Истина и даже личная убежденность в невиновности подсудимого – для представителей закона дело второстепенное. Вот почему так много споров и противоречий между юристами и учеными, выступающими в роли свидетелей: одни никак не уяснят точку зрения других. Ох, уже половина восьмого, давайте перейдем в другую комнату, пусть Полтон сделает в приемной уборку – я не хочу шокировать дам холостяцким беспорядком.

– А в кабинете, – полюбопытствовал я, – вы не принимаете посетителей?

– Нет, там у меня залежи документов, склад канцелярских принадлежностей, записных книжек и всякой всячины. К тому же это мое заповедное пространство, куда я избегаю допускать солиситоров и барристеров. Полтон, у вас в запасе минут двадцать, но постарайтесь управиться пораньше и сразу зовите нас.

Колокол Темпла пробил восемь, и, едва я по просьбе Торндайка отпер окованную железом внешнюю дверь, внизу на лестнице раздались шаги. Я дождался на площадке наших почтенных визитерш и провел их в квартиру.

– Рада познакомиться, – сказала миссис Хорнби, когда я представил ее своему коллеге, – я слышала о вас от Джульет столько всего удивительного!

– Тетя, – произнесла мисс Гибсон с выражением комической тревоги, – лучше не вдавайтесь в подробности, а то доктор Торндайк подумает, что я – заправская сплетница, любительница посудачить. Я и так в прошлый раз вторглась к нему без предупреждения и надолго отвлекла разговорами, а он принял меня вежливо и снисходительно, чего я не заслуживала.

– Ну что ты, дорогая, – пробормотала миссис Хорнби, – я вовсе не это имела в виду.

– Я в высшей степени польщен благосклонным отзывом мисс Гибсон, какова бы ни была форма его выражения. – Торндайк внимательно посмотрел на девушку, и она порозовела от смущения. – Позвольте поблагодарить вас, леди, за ту помощь, что вы нам оказываете, жертвуя своим досугом.

– Для нас это не жертва, а удовольствие, – ответила миссис Хорнби и принялась развивать эту тему так пространно, что ее высокопарные тирады напоминали круги на воде, которые расходятся от брошенного камня, причем казалось, им не будет конца.

Торндайка, однако, это не раздражало, и, пока пожилая леди трещала, не умолкая, он спокойно расставил кресла у камина, пригласил всех садиться и устремил пристальный взгляд на сумочку, висевшую на запястье миссис Хорнби.

– Тетя, пальцеграф у вас в сумочке? – уточнила мисс Гибсон, уловив немой вопрос хозяина.

– Конечно, Джульет, – ответила дама, – я ведь при тебе положила его туда. Неужели ты подумала, что я позабыла? Вот еще! Не такая уж я рассеянная. Я его заранее приготовила. Правда, нести его в сумочке мне было страшновато, но и карман – не слишком надежное место для такой ценной вещицы. Ведь сколько развелось воришек – уму непостижимо! Того и гляди обчистят карманы или вырвут из рук сумочку! Ты же знаешь миссис Моггридж, Джульет, ее обокрали; нет, постой, это не с ней приключилось – там другая история. Дай-ка припомнить: миссис… я забыла, как ее зовут. Память стала меня подводить. Ты не поможешь мне, Джульет? Ты ведь наверняка помнишь ту даму. Она часто навещала Джонсонов, а ты с ними знакома. Или это были не Джонсоны, я опять что-то путаю…

– Тетя, давайте отдадим доктору Торндайку пальцеграф, – перебила ее мисс Гибсон.