Телеграмма расставляла точки над «и». Теперь стало понятно, кого искать. Еще более подозрительным делался штабс-капитан Рамбус. Он и секундантом должен был выступить, и про Тайчика слышал. Но и с подполковника Малахова, и с помощника прокурора рано было снимать подозрения.

Лыков полдня ходил по городу под охраной огромного Темирбатыра. Он посетил Второй участок, переговорил с надзирателем Склюевым. Договорился, что тот даст задание осведомителям, особенно в Кучегурах. Потом обсудил вопрос об английском следе с вице-губернатором Осташкиным. В полдень сыщик навестил будущего свата, напился там чаю с достарханом. При этом случился забавный эпизод. Полковник Лоевский выждал момент, когда дочка удалится на время, и начал деликатный разговор. Смущаясь, Сергей Дмитриевич сказал:

— Я хочу обсудить один важный… один интимный… Ну, словом, пока Насти нет, я хочу поговорить о деньгах.

— В каком смысле? — насторожился коллежский советник.

— Николай Алексеевич — подпоручик. Вы знаете, какое жалование у подпоручика?

— Нет, не интересовался.

— А я вот вчера спросил, — взволнованно заявил будущий сват. — Шестьдесят семь рублей. И еще девять рублей квартирных. Итого, сами понимаете…

— Сергей Дмитриевич, вы к чему ведете?

— Ему же не позволят жениться! Он еще не набрал сумму, необходимую для реверса. Хорошо, конечно, что моя Настя — дочь офицера, надо вдвое меньше накопить. Но все равно много. Имею в связи с этим предложение. Хочу его с вами обсудить.

До Алексея Николаевича дошло. В русской армии молодой офицер не мог вступить в брак, когда ему заблагорассудится. Он должен был несколько лет делать отчисления в казначейство для создания реверса — специального фонда. Если невестой выступала дочь офицера, то сумма реверса составляла две с половиной тысячи рублей; для «штатских» невест требовалось накопить вдвое больше — пять тысяч.

Все так же смущаясь, Лоевский продолжил:

— У меня есть кое-какие сбережения. Живу с одной только дочерью, содержание хорошее, квартира казенная. Могу, стало быть, одолжить будущему зятю для предъявления в казначействе. Он выдаст эти деньги за свои и… Так мы ускорим свадьбу. Расписок мне не нужно! Только уговорите сына принять мое предложение. Даже Анастасия не узнает.

Вот хороший человек… Лыкову еще больше захотелось породниться с этой семьей. Он улыбнулся:

— Мой сын проявил излишнюю скромность в столь важном вопросе. Видимо, он ничего вам не сказал?

— О чем?

— О том, что богат.

— Нет. А…

— У них с братом-близнецом Павлом на двоих большое майоратное имение в Варнавинском уезде. Досталось от покойной матери. Имение дает до двухсот тысяч чистого дохода в год. Сумму накоплений не скажу, набежало много, этим занимается управляющий. Но реверса у Николая хватит на весь Третий Западно-Сибирский стрелковый батальон. С Первым Сибирским имени Ермака Тимофеевича казачьим полком в придачу[57].

Лоевский растерянно переспросил:

— Имение? Майорат? Двести тысяч?

— Ну, двести-то на двоих. На каждого по сто. Из них треть сестре в Париж отсылают. Но все равно, согласитесь…

— Вот это новость…

— Хорошая новость, Сергей Дмитриевич. Не выпить ли нам за это водки?

— Да-да, конечно. Но почему Николай Алексеевич молчал? Я же волнуюсь.

Тут вошла его дочь и нахмурилась:

— Почему ты волнуешься, папа? Кто тебя расстроил?

— Да вот Алексей Николаевич только что рассказал про сына. Ты знаешь об его денежных делах?

— Нет, но какая мне разница? Если ты насчет реверса, то есть способы его обойти. Не стоит волноваться из-за денег.

— Действительно не стоит, — подтвердил Лыков и сказал барышне: — Приглашаю тебя в гости, как только сможешь.

После боя на дороге сыщик обращался к будущей снохе на «ты». Барышня принимала это как должное. Она ответила:

— Да, я никогда не была в Петербурге, очень хочется его увидеть.

— Петербург само собой. Но я зову тебя в имение Нефедьевка Варнавинского уезда Костромской губернии. Лес, река Ветлуга, грибы-ягоды, охота и прочие чисто русские прелести. Имение майоратное, принадлежит братьям Лыковым-Нефедьевым в равных долях. Дает в год примерно двести тысяч дохода. Братья постановили делиться с сестрой, которая проживает в Париже. Так, чтобы получалось на троих поровну. Мне еще назначили ренту.

Анастасия была удивлена не меньше отца:

— Поразительно, что вы говорите! Николай словом об этом не обмолвился…

— Видимо, хотел тебя неожиданно порадовать потом… когда…

— Я понял! — закричал полковник. — Это он из порядочности. Николай Алексеевич не хотел казаться привлекательнее как жених, а надеялся только на подлинные чувства. Твои, Настя, чувства.

Тут сыщик решил, что пора откланяться, и побежал по делам дальше.

В пятом часу он вместе с помощниками ввалился в сартовский дом на Зубовской площади, где, по сведениям Шарипова, хранилась библиотека исламистов-фанатиков. Богатырь Есенгельды шел первым и выбивал двери. Лыков с Сабитом продвигались следом, сгоняя обитателей в одну комнату. Библиотека и правда обнаружилась. Но шпионской почты среди книг они не нашли.

Ближе к вечеру Алексей Николаевич вновь, в третий раз за день, пришел в полицейское управление. Он уже взялся за ручку двери, как вдруг сзади раздался предостерегающий крик Есенгельды:

— Берегись!!!

Сыщик резко развернулся. Посреди ларей Малого базара спряталась пролетка. В ней во весь рост стоял туземец и целился в Лыкова из ружья. Питерец метнулся в сторону. Раздался выстрел, пуля впилась в дверное полотно. Дальше случилось такое, что хоть стой, хоть падай…

Лошадь испугалась выстрела и рванула. Стрелок взмахнул руками и вывалился наружу. Причем его ружье осталось в экипаже, который в считанные секунды скрылся из виду.

Туземец вскочил и смешно заметался по площади. Есенгельды с Лыковым бросились его ловить. Минут пять все играли в догонялки, и в конце концов стрелка схватили.

Отдышавшись, коллежский советник прямо в кабинете полицмейстера устроил допрос пленнику. Документов при нем не оказалось, и по-русски он не говорил. Шарипов переводил с таранчинского.

— Ты знаешь, что тебя повесят за покушение на государственного чиновника? — грозно начал Лыков.

— Ну и пусть, — храбро ответил туземец. — Я хотел убить неверного. Я шахид и попаду в рай.

— И не расскажешь, кто тебя послал?

— Тот, кто послал меня, верит в Аллаха. А ты нет.

— Сабит Шарипов тоже верит в Аллаха, но он не нападает на русских. Нам не обязательно воевать, мы можем мирно жить бок о бок. А ты непременно хочешь меня убить. Коран, я слышал от мудрых толкователей, не поощряет этого. Тебе задурили голову и послали на верную смерть.