Из этого больше никому не нужного гигантского пустотелого булыжника по задумке Кахая должен был получиться неплохой космотрейлер. Для начала необходимо было по заброшенным штольням врезать отсекающие переборки с герметичными люками. Если считать, что носовая часть будет в том конце, то те штольни сами собой напрашивались на обустройство форпика под грузы. Потом придётся немало повозиться, прежде чем они соберут термоядерный двигатель на корме. Основные узлы доставлены, а остальное напечатают на привезённом подвесном 3D-принтере, что очень будет удобно. Например, сопло можно сразу вписать по месту установки – закрепить приводные механизмы на внутренние поверхности центрального штрека и получится естественная рабочая зона для печати. Расходные материалы тоже подвезут с Гигеи, там их научились производить из добываемого в округе сырья. Потом также по месту будут печатать детали трубопроводной обвязки, ионизационные экраны и прочую мелочёвку.

Боковые штольни достаточно немного герметизировать и получатся ёмкости под реакционную массу и дейтерий. Жёсткость и прочность им обеспечат сами стенки штолен. Так что будет, чем сдвинуть с привычной орбиты эту глыбу. А дальше первый в истории человечества управляемый астероид двинется по Солнечной системе, по необходимости подтормаживая или увеличивая скорость за счёт гравитационного маневрирования возле крупных космических тел.

Взлёт – посадку на планеты такой махине совершить будет, конечно, невозможно, но в этом и нет необходимости: вполне хватит пересадки пассажиров и перегрузки товаров на малотоннажные флайеры в зонах пролёта мест назначения. С дозаправкой проблем не должно возникать. Дейтериевые установки без сырья не останутся, этого на астероидах предостаточно – только на одной Церере ледяная мантия километров сто толщиной.

Насчёт заказов тоже можно не беспокоиться. Пока он тут всё смонтирует, Хабиб и Лэгмэн, оставшиеся в Мондштадте свяжутся с потенциальными покупателями. Если с Конфедерацией вести дела по-честному, то выиграют все – поселенцы получат гарантированную доставку грузов по справедливой цене, а он все их заказы. Да только на одних поставках льда на Луну и Марс они все вместе озолотятся.

А на запреты корпораций теперь можно просто наплевать. Что они им сделают? Как остановят? Захватят его астероид? Чтобы опять повторилась ситуация двадцатилетней давности? Попробуют подкупить кого-нибудь из экипажа, чтобы подложил бомбу к двигателю или системе охлаждения? Ну так экипаж будет из андроидов, а те не сотрудничают с корпорациями. Всунут её среди доставляемого на борт груза? Даже если это удастся, то толку от этого будет немного. Эталон-контейнер значительно снизит эффективность взрыва внутри себя, а негерметичным грузовым штольням это будет безразлично. Разве что взрыв повредит соседние контейнеры. Ну и что этим можно будет достичь? Сделать мелкую пакость для устрашения? Так никто не испугается – пуганые уже. В общем, как не крути, а вместо заурядного астероида UH57 он получит в своё распоряжение крупнотоннажный космический корабль. И не просто корабль, а КЭ-1: Первый космический экспресс для курсирования в пределах Солнечной системы. Чем не повод для того, чтобы больше не брюзжать. Хотя бы не так часто как раньше.

Кахая осклабился, что на его физиономии должно было означать улыбку, и обратился к Свену и Айне:

– Ребята, вот ещё что хотел узнать – а мой образец ДНК вам сгодится на то, чтобы сварганить мне пяток наследничков? Могу даже прикупить вам ещё один комплект необходимого оборудования. Если вы не в курсе, то я тут одно нелегальное прибыльное дельце провернул, так что теперь платёжеспособен. Хочется, знаете ли, семьёй уж обзавестись, раз обзавёлся домом.

Я падаю.

Навстречу мне несётся холодный кафельный пол. Как всегда в такие минуты, мозг пускается наперегонки с неизбежной смертью; реальность врывается во всей болезненной ясности в разогнанное на полную мощь сознание.

Время растягивается, омывает меня вялой рекой. И кажется – можно пойти против течения, можно повернуть эту дурацкую оплошность вспять, можно ещё дотянуться до вечно ускользающего спасения.

Перила, что так подло подвели меня, – в каких-то сантиметрах от моей растопыренной пятерни; я вижу потёртости на них, мазки пальцев поверх сухих разводов моющего средства, царапины там, где мои отчаянные конвульсии безуспешно тормошили предательски гладкий металл. Стены прихожей, покрытые свежим слоем е-краски, настроенной на нейтральный сероватый оттенок; выступ приникшей к ним лестницы – всего виток, но мне он кажется спиралью, уходящей к далёкому каменному дну. Рядом люди переставляют ноги по ступеням; их головы только начали поворачиваться, лишь высвечивается на лицах беспокойство.

Они уже не успеют мне помочь.

Человек в хорошей форме, если падать с такой высоты правильно, обойдётся парой скромных переломов. Я лечу вниз с грацией мусорного мешка, а о здоровье нечего и говорить: смерть и без того уже почти прибрала меня. По крайней мере, сломать себе шею – это быстро.

И, надеюсь, безболезненно.

«Доброе утро, Тай. С пробуждением».

Я просыпаюсь.

Темно. Голова лёгкая, как воздушный шарик. В сознании – пустота, глубокая и гулкая, словно скважина, пробуренная до самой преисподней.

Оттуда, как пузыри со дна, поднимаются первые мысли.

«Что со мной?» – спрашиваю я вслух.

В ответ по ушам разливается тягучим потоком мягкий, звучный баритон:

«Тай, ты пережила тяжёлую операцию. Пожалуйста, лежи смирно и не волнуйся. Я здесь, чтобы помочь тебе прийти в себя».

За размеренным темпом и спокойной уверенностью говорящего скрывается тень доброжелательности. Воплощение приятного голоса. Чуть подрагивающего, но плавного; с хрипотцой, с еле различимым придыханием – не раздражает, а заставляет доверять. Любой диктор отдал бы за такой голос правое яичко.

«Но сначала, – продолжает волшебный голос, – будь добра, расскажи, что ты помнишь».

Память. Пытаться вскрыть её – словно напрягать атрофированную мышцу.

«Что именно? Я много чего помню… Кажется».

Мои слова застряли на тонкой границе между умом и языком.

«Я… я помню… как падала».

Мир вокруг мчится вверх; ветерок небрежно дёргает за спиной обрывки кофты, распечатанной в подпольном ларьке за пару баксов – когда та лопнула почти пополам, зацепившись за столбик, то даже не замедлила падения. Должно быть, сейчас из неё вышла неплохая пародия на крылья – бестолковые и уродливые, как вся моя жизнь.

Я ожидала, что приступ режущей боли совсем парализует мышление, но оно кристально чисто – поток идей скользит по разуму пулемётной очередью, хоть все они бесполезны.

Лишь одна имеет смысл, до одури простая: «Я умру».

Матушке-Земле была безразлична моя жизнь, но мою смерть та никому уступать не пожелала.