тем, что дадут, и выполнять приказы владыки. Они били своих детенышей, чтобы заставить их замолчать. Они были подозрительны, мстительны и ревнивы.

– Ладно. О моем народе потом. Лучше расскажи мне, – щелкнула Эа, – как ты попала в это место, которое когда-то было родными водами моего народа. Как это случилось? Почему вы были так жестоки с нами? Только потому, что мы Лонги?

Самки удивленно загудели. Гаремы перемешались, они не могли прежде посовещаться. Потихоньку они все же разговорились.

Нет, они не помнили никакой особой жестокости, помнили только, что долго шли сюда. Из своих родных мест их прогнала черная грязь, как будто демоны нагадили в воду, и домашняя вода стала непригодной для жизни. Пришлось уходить. На тот момент стая была гораздо больше, но в пути многие погибли…

– А при чем здесь мой народ? – жестко спросила Эа. – Ведь это вы выгнали нас из нашего дома, прекрасного, чистого дома! А потом сделали его грязным. Я знаю историю.

К ним подплывали пожилые самки. Они старались не шуметь, но при последних словах Эа взволновались.

– Здесь было очень хорошо. Но ваш народ не хотел пускать нас. Мы долго скитались и страдали, нам некуда было податься…

– И тогда вы заставили скитаться и страдать нас? – горько бросила им Эа.

– Не мы, – сказала одна из старших самок, – так сделали самцы. Мы могли бы жить с вами…

– Нет, вы считали, что ваш народ выше нас! – Эа возмущенно провернулась в воде. – Вы думали, что афалины выше прядильщиков!

– А ты считаешь своих Лонги выше афалин! Так, что ли?

– Акулам все равно, кого забирать первыми, – сказала другая пожилая самка. – Незачем стараться опередить других.

Потом жены из разных гаремов все же рассказали Эа о том, как пришли сюда, о трудностях перехода, о нападениях акул, о том, как доблестные самцы афалин отгоняли акул и даже убивали некоторых, – разве Лонги могли бы это сделать? Так создавалась охрана. Да, самцы жестоки, но они защищают всю стаю.

Эа слушала. Ее народ способен на многое, но она никогда не слышала, чтобы кому-нибудь из них довелось убить акулу. Все, чем они гордились, это прясть нити танца и жить в мире.

А самки афалин рассказывали дальше. Они не хотели покидать свою родную воду, которая, конечно, была лучше этой, но черная грязь убила всю рыбу, вот тогда самцы и разделили их на гаремы, чтобы легче было защищать – ты напрасно смеешься, – это их и спасло…

– В моем племени, – объяснила Эа, – самки сами выбирают себе партнеров. Нет никаких других правил, кроме доброты… и вращений.

О! Вращения! Они все хотели знать об этом. Это же как раз то, что она отказалась делать для владыки Ку? А в чем секрет? Она должна сказать им, пока есть возможность поговорить свободно. Почему ее народ кружится?

«Чтобы услышать музыку океана», – пришел из ниоткуда голос матери, и Эа повторила ее слова так, словно услышала их впервые. Музыка океана.

– Она внутри у всех нас. Мы кружимся, чтобы услышать ее, чтобы соединиться с океаном.

Ее не поняли. Жены никогда не слышали никакой музыки. Может быть, если бы им давали побольше сарпы…

Эа чувствовала их растерянность и нарастающую панику, а вода скрипела под ветром, волны плескались и толкали большие тела.

«Музыка океана всегда с нами, – говорил голос матери то ли прямо в ее голове, то ли в сердце. – В этом все дельфины одинаковы. Океан ждет нас. Мы часть океана, океан – часть нас».

Эа услышала Деви, та едва сдерживала рыдания и пыталась скорбеть молча. Эа подплыла к бывшей Первой жене. Самки испуганно дышали вокруг. Ветер доносил слабый шум охраны из другой бухты, плач телят. И никакой другой музыки. Только гулкие удары сердца Деви…

По словам Эа, шипение водорослей – это музыка, она успокаивает. Биение крови в жилах, когда мы ныряем, это тоже музыка. Прибой во время прилива. Крики демонов. Все это и есть музыка океана. Все, все, что звучит в этом мире. Наконец-то сама Эа поняла, что это такое. А она, дура, пыталась не пускать это в себя!

– Вот! Мой народ вращается, чтобы избавиться от боли. Наши вращения – это наша сарпа!

Они все равно не понимали. А затем откуда-то издалека донесся высокий, слабый детский голос. Знакомый голос. Деви сорвалась с места и бросилась туда, самки кинулись за ней. Самцы приплыли быстрее и уже успели построиться в оборонительные порядки. Но и они были поражены фантастическим зрелищем.

Со стороны океанских просторов медленно плыл владыка Ку. Голова его была неестественно низко опущена в воду. Рядом с ним совершенно обычным образом плыл Чит. Он радостно свистнул матери, и Деви ответила, но застава нового Первого клана не позволила ей броситься навстречу мужу и сыну. Афалины молча ждали. Их хвосты медленно, слаженно покачивались.

Только когда нежданные гости приблизились, тайна прояснилась. Тело едва живого свергнутого вождя нес незнакомый дельфин примерно так, как матери носят своих новорожденных малышей. Он подплыл уже совсем близко, и теперь все могли разглядеть страшные раны у него на спине. Похоже, они не мешали ему нести тело владыки Ку. Кое-где кожа дельфина успела зажить, стала блестящей и серебристой, но в других местах остались багрово-красные, а иногда черные рубцы, делавшие его похожим на тигровую акулу. И плыл этот дельфин так же бесстрашно, как плыла бы акула.

30

Чужак

Гугл никогда не видел и даже не слышал, чтобы столько дельфинов собирались в одном месте. Их крики и свист наполнили воздух и воду. Раненый владыка Ку соскользнул со спины своего спасителя и поплыл вперед. Гугл видел, как его сын – он чувствовал эту связь между Ку и Читом – мчался рядом с ним, опустив плавники, словно все еще ожидая нападения. Гугл не спеша последовал за ними. Сквозь болтовню и крики дельфинов он слышал дальний хрип и скрежет кораблей. Может быть, База теперь недалеко? Ну, наверное, не совсем База; во всяком случае, не та База, к которой он стремился.

Гугл услышал голоса самок и удивился. Самки были редкостью в его мире, ему приходилось работать только с самцами. А тут их было не сосчитать! Они толпой бросились вперед и окружили старого самца. «Владыка Ку! Владыка Ку!» – щебетали они с нежностью, лаская и приветствуя предводителя. Гугл с изумлением понял, что знает этот язык – он мало отличался от грубого диалекта Базы, – и по этой причине он чувствовал