Чтобы сделать детальный портрет горбуна, мне пришлось посетить «Утоли голод» ещё три раза. Рисовал-то я не в открытую, а тайком, стараясь не привлекать чьего бы то ни было внимания. А тем более – самого натурщика. А вдруг бы он воспротивился…

Ну а дальше всё просто. Ещё две недели ушло на то, чтобы написать саму картину. И вот… результат этой работы вы могли видеть сегодня на выставке.

* * *

– Ваш рассказ выглядит вполне правдоподобным, – задумчиво глядя куда-то мимо художника, медленно вымолвил инспектор Кейс. – Но отпустить вас я пока не могу. До выяснения некоторых обстоятельств. Поэтому… у нас тут есть одна… комнатка, скажем так, и вам какое-то время придётся поскучать в ней в одиночестве.

Ричи Аксель понимающе кивнул головой и встал.

Когда художника увели в камеру предварительного заключения, Габриель Кейс вызвал к себе агентов Дэви Горна и Роса Ринга.

– Срочное дело, ребята! Одна нога – тут, другая – там. Ты, Дэви, мотай в морг городской больницы и узнай, действительно ли этот Ричи Аксель делал там рисунок с мёртвой Лины Робер. А ты, Рос, отправляйся в харчевню «Утоли голод», что на Портофранковой, и спроси там хозяина, рисовал ли у него этот же художник, Ричи Аксель, одного горбатого бродягу. Если рисовал, то когда. На всё про всё даю вам час времени. Валяйте!

Не прошло и часа, как Ричи Акселя снова провели в кабинет инспектора Габриеля Кейса. Инспектор был преувеличенно учтивым и несколько суетливым. Похоже, он был разочарован тем, что ему не удалось схватить сразу двух участников преступления на Галерной, а всего лишь одного. Но у него хватило ума не показывать этого.

– Господин Аксель! – встав из-за стола, торжественно произнёс Кейс. – Мы установили, что вы рассказали правду. Поэтому приносим вам свои извинения за задержание и удержание. Мы также благодарим вас за пусть и неосознанную, но тем не менее неоценимую помощь в задержании опасного преступника. Сейчас готовится благодарственное письмо, которое через несколько минут вам вручит лично комиссар нашего управления господин Мэро. Это будет через несколько минут. А пока у меня к вам, господин Аксель, предложение: как вы смотрите на то, чтобы сотрудничать с нами в качестве художника-предсказателя, назовём это так. А вдруг у вас такие способности таятся, о которых вы и не подозревали никогда? Ведь смогли же вы в своём воображении увидеть убийцу Лины Робер. Да еще с такой точностью! Представляете, какую пользу вы могли бы приносить и полиции, и обществу, если бы дело и дальше так пошло? С ответом не торопитесь, подумайте. Будет получаться – будем сотрудничать. Не будет получаться… ну что ж… попытка не пытка.

– Попробовать можно… – не заставил долго уговаривать себя Ричи Аксель.

Она появилась в вестибюле казино «Поймай удачу» ровно в семь часов вечера и сразу же обратила на себя внимание своей кричаще-нелепой внешностью и так не вяжущимися с ней великосветскими манерами. И от того и другого разило откровенной фальшью.

Она – это высокая и тощая, как жердь, женщина лет сорока, довольно подержанная, одетая в серый, расклешённый книзу брючный костюм, какие донашивают ещё кое-где на задворках цивилизации провинциальные модницы, её голову украшает аляповатая шляпа с пером, вытянутое лошадиное лицо ярко размалёвано, вдобавок к этому на ней висит целый набор всевозможных побрякушек: кулон, браслет, кольца, перстни, серьги. И всё – дешёвые поделки. Держится она высокомерно до неприличности. Можно подумать, что казино осчастливила своим посещением какая-нибудь аристократка голубых кровей, родословная которой уходит своими корнями самое меньшее в Средневековье. Она не идёт, а выступает. Выступает важно, с достоинством. Голову несёт (именно несёт, а не держит) как большую драгоценность, гордо поднятой, величаво. На людей не смотрит. Её взгляд устремлён поверх их голов куда-то вдаль, будто, кроме неё, здесь никого больше нет. Человек наблюдательный, а тем более знакомый с психиатрией даже при беглом взгляде на эту женщину наверняка пришёл бы к выводу, что она или собирается в психлечебницу, или недавно из неё вышла.

Осмотревшись, женщина не спеша приближается к расположенной в углу вестибюля конторке, за которой восседает скучающий портье. Подождав, когда этот немолодой, с загорелым морщинистым лицом и идеально ровным пробором в чёрных с сединой волосах мужчина встанет, она величаво кивает ему головой.

– Я заказывала у вас номер. По телефону. Позавчера.

– Вас зовут?

– Батлер. Эмми Батлер.

Портье листает распухший от частого пользования журнал.

– Ваш заказ, мадам Батлер, принят. За вами оставлен номер…

Женщина властным движением руки останавливает портье и, вызывающе вскинув голову, внушительно произносит:

– Я не мадам. Я – мадемуазель.

– Да, конечно… Я сам должен был догадаться об этом… Простите, мадемуазель. Ваш заказ, мадемуазель Батлер, принят, за вами оставлен номер восьмой.

– Это почему же восьмой? Я заказывала седьмой.

– Извините, мадемуазель, но…

– Никаких «но»! Мне нужен номер седьмой.

– Произошли небольшие изменения, мадемуазель. Номер седьмой заказал вчера, и тоже по телефону, наш постоянный клиент, известный банкир из Донго господин Кастелани. Он у нас всегда в этом номере останавливается. Мы не можем терять такого клиента.

Эмми Батлер презрительно фыркает:

– Мне начихать на вашего господина Кастелани, будь он даже президентом Соединённых Штатов. Я тоже клиент! Где я могу видеть хозяина этого несчастного заведения?

Богатый опыт, нажитый портье за пятнадцать лет работы на этом месте, подсказывает ему, что назревает скандал. Возможно даже, громкий, с истерикой и вездесущими газетными репортёрами. А потому особенно нежелательный. Стараясь выиграть несколько секунд времени, чтобы попытаться найти выход или хотя бы взять себя в руки и не сказать сгоряча чего-нибудь лишнего, портье с озабоченным видом вновь раскрывает свой журнал и начинает его листать. Вдруг лицо его напрягается и тут же светлеет.

– Мадам… Ах, простите! Мадемуазель Батлер, с вашим номером всё в порядке. Номер вами заказан на сутки, а господин Кастелани приезжает в Морион только завтра вечером. Посему можете спокойно занимать свой номер. Вот ваш ключ, мадемуазель.

Эмми Батлер, даже не взглянув на протянутый ей ключ с белым брелоком, пренебрежительно кривит губы:

– У вас что же, коридорного даже нет? Вот уж не думала…

– Я сам вас провожу, мадемуазель, – осмотревшись и не заметив поблизости никого из прислуги, говорит портье. Он берёт небольшой чемоданчик Эмми Батлер и, жестом пригласив её следовать за собой, направляется в сторону длинного коридора. Благо идти далеко не надо, поскольку седьмой номер находится почти что в начале его.

Впустив постоялицу в номер и положив чемодан на стул, портье раскланивается.